Мне было неизвестно, чего ожидал от меня Его Величество. Ожидал ли раскаяния, протяжных вздохов или попыток привлечь к себе его внимание, но ничего из этого так и не дождался. Я влеклась игрой и за вечер сама ни разу не взглянула в его сторону. Моим партнерами были граф Хендис, дядюшка и королевский распорядитель, так что ни уныния, ни скуки я не ощутила. Не могу сказать заделало ли короля мое равнодушие, или же у него попросту было дурное настроение, но попрощался он с нами сухо.
Также сухо прощались и супруги Сикхерт. Вот это было действительно неприятным открытием. Такие милые и доброжелательные люди, с которыми я, казалось, успела подружиться, после охлаждения короля, тоже потеряли ко мне интерес. На мое приветствие, когда я вернулась в желтую гостиную, мне ответили сквозь зубы, а после игнорировали, будто меня и вовсе нет рядом.
Впрочем, столь неприятно вела себя графиня, ее супруг, вроде бы разделявший взгляды жены, улучил момент и виновато мне улыбнулся. А когда ее сиятельство вышла ненадолго из гостиной, граф Сикхерт подошел ко мне и шепнул:
— Если вам что-то понадобится, ваша милость, можете обращаться ко мне. Если это будет в моих силах, я помогу.
— Благодарю, — искренне улыбнулась я. Большего мне было и не нужно. Графиня Сикхерт для меня интереса не представляла, и без нее я могла прекрасно обойтись, а вот ее муж и его совесть были весьма кстати.
Кроме начальника дворцовой стражи и его супруги, еще несколько человек показали, что стоит о них забыть. И если я за что-то и могла сказать спасибо государю с его наказанием, то именно вот за это. Теперь я точно знала, кому нельзя доверять ни в коем случае. Как бы ни повернулась моя судьба, но я уже знала, кому буду готова протянуть руку помощи, а кому просто улыбнуться и пройти мимо, сколько бы клятв и заверений от них не услышала. Так что, чему бы ни желал научить меня Его Величество, я извлекала собственные уроки.
Но вот в ком не приходилось сомневаться, так это в моем наперснике – Фьере Гарде. В наших с ним взаимоотношениях ничего не менялось. Более того, я всё сильней пропитывалась к нему симпатией. И если бы меня спросили, каким я вижу брата, которого бы желала иметь. Я бы без раздумий указала на барона. Он доказывал мне свое доброе расположение едва ли не на каждом шагу. Но обо всем по порядку.
На следующий день после бала, когда мы с дядюшкой собирались в Даммен к мастеру Треду за новой одеждой, его милость постучался в мою дверь. Без долгих предисловий, барон поманил нас с его сиятельством за собой. Заинтригованные, мы вышли в коридор и увидели Гарда на пороге других покоев, находившихся напротив моих. Оттуда доносились звуки рыданий.
— Что случилось? — воскликнула я, бросившись к Керстин, чье лицо было красным и опухшим от пролитых слез.
— Ваша милость, — чеканно произнес Гард, и Керсти истерично выпалила:
— Простите меня! — после обернулась к Фьеру: — Вы теперь довольны?
Всё еще не понимая, что происходит, я присела перед подругой, взяла ее за руки и спросила?
— Что случилось, Керсти? Отчего эта истерика?
Она не ответила, только выдернула руки и, встав с кушетки, на которой сидела, отошла к окну. Нахмурившись, я обернулась к барону и увидела. Мои платья! Они были свалены в угол, прямо на пол! Стремительно обернувшись, я устремила на Керстин вопросительный взгляд.
— Это вы? Это вы выкрали мои платья? — холодно спросила я.
Баронесса Вендит только шмыгнула носом, но не удостоила меня ответом, зато не стал отмалчиваться Фьер.
— Ее милость в своей непревзойденной глупости решила так нанести удар своей сопернице, которую она сама себе выдумала, — язвительно произнес барон. — Я еще на балу заметил чересчур злорадную ухмылку, когда спросил о вас. Это вызвало оторопь, но я решил, что это обычная человеческая подлость. Признаться, в тот момент я ощутил дикое разочарование… — За его спиной надрывно всхлипнула Керстин, но не посмела перебить. И Гард продолжил: — Некие подозрения появились позже, когда вы, Шанриз, нашли выход и явились на бал, да еще и в высочайшем сопровождении. Фраза, оброненная баронессой Вендит, заставила меня задуматься.
— Какая фраза? — спросил граф Доло, смотревший на его милость.