Дорогой интриг

– Дорогая, вы – девица, а не какая-нибудь вдова, – заметила герцогиня, когда я как-то посетовала на то, что не могу увлечь короля: – Поверьте мне, он пристально за вами наблюдает, уж я-то вижу, но пока не желает переступать границ. То, что вам нечего сказать или предъявить, кроме живого нрава, не страшно. Разве вы видите в графине нечто яркое или занимательное? Он сошелся с ней после бурных отношений с одной из бывших фрейлин моей племянницы. Весьма вздорная особа.

Промеж них кипел вулкан, но, видите ли, мой племянник довольно спокойного темперамента. С ним нельзя постоянно на вулкане, это его утомляет. Да и интерес теряет достаточно быстро, когда дичь уже в силках. А та женщина была слишком шумной, слишком требовательной, слишком ревнивой. И Серпина стала приятным разнообразием после бесконечных скандалов. Бывшая фаворитка была выпровожена восвояси, а ее место заняла покладистая и нежная вдовушка.

В этом и кроется причина того, что первые месяцы он вовсе не смотрел по сторонам. Но после ему стало не хватать страстей, и начали появляться другие женщины. Он брал от них то, что ему необходимо, а после возвращался к своей тихой терпеливой мышке. Потому вам не стоит переживать, Шанриз. Сейчас мы показываем ему, что вы можете быть бойкой и азартной, а также спокойной и внимательной. С вами, несмотря ни на что, еще не было связано ни одного скандала. Даже историю с Ришемом вы сумели превратить в спокойные объяснения, а не в слезную мольбу о помощи.

Всё прекрасно, вы зря расстраиваетесь, дитя мое. Пусть увидит в вас то, что ему и вправду необходимо. К тому же напоминаю, что вы – девица, и вступить с вами в отношения – это большая ответственность. А то, что он не противится сопровождению, так ведь он и не на свидание идет. Впрочем, нужно заставить его шевелиться. Пора пробудить в нем инстинкт охотника, иначе мы и вправду рискуем потерять его интерес.

– Как? – насторожилась я.

– Из вас с Гардом получилась бы отличная разбойничья шайка, – легко рассмеялась герцогиня. – Призовем его в помощь.

И вот я, заручившись согласием своего наперсника, направлялась в конюшню, чтобы прокатиться с ним в паре на глазах Его Величества. Впрочем, наши намерения с бароном были шире и интересней, чем просто показывать, что без общества монарха я горевать не стану. Я и вправду не собиралась что-то изображать, потому что у меня был Фьер Гард, а значит, провести время можно было весело и интересно. И когда мы с ним сговаривались, его милость не преминул напомнить:

– Я всё еще настаиваю на настоящих скачках.

– Экий вы неугомонный, – хмыкнула я тогда. – Но раз уж вам хочется, чтобы вам утерли нос, то, так и быть, я подготовлю дюжину платков.

– К чему столько? – полюбопытствовал Гард.

– Чтобы они впитали все ваши слезы, – пояснила я. – Не свое же плечо мне подставлять под вашу горечь.

– Еще поглядим, кто станет плакать, – ответствовал его милость. – И я не такой жадина, как вы, и потому можете рыдать в мое плечо сколько угодно.

– Поглядим, – усмехнулась я.

На том и порешили. Так что прогулка обещала быть занимательной, а может, еще и с пользой для нашего дела. Пока недовольство государя было двояким, поэтому выводов делать не стоило, и мы поспешили к своим скакунам: я в конюшню лелеять нежную лошадиную душу, а барон остался у ворот ждать своего жеребца, ну и нас с Аферистом.

Сказать по правде, Аметист мне и вправду полюбился, и потому менять его на вторую свою сердечную склонность – Стрелу, я не стала. Конь оказался выносливым, шустрым, а главное, он во всем со мной соглашался. Я говорю, он кивает. Я возмущаюсь, он фыркает. А еще мы оба были с ним не такие, как сообщество, окружающее нас. Я – инакомыслящая, Аметист тоже. И как можно предать единомышленника? Невозможно!

Из конюшни мы выехали спустя полчаса, когда барон успел прийти в ворчливое расположение духа.

– И вы еще спрашиваете, в чем превосходство мужчин над женщинами. Хотя бы в том, что мы не превращаем душу другого человека в бурлящий котел. Лично я уже готов изойти паром и выплеснуть на вас всё, что успело во мне вскипеть.

– Вот в этом всё и дело, – философски заметила я. – Женщины умеют терпеть, а потому мы умеем прощать, и прощаем мужчинам все их выходки и даже то, что готово из него выплеснуться. Что скажешь, дружочек? – спросила я Аметиста, погладив его по шее, и жеребец кивнул, поддержав меня и в этот раз.

– Мнение коня не может быть учтено уже потому, что он конь, а значит, существо бессознательное. И к тому же не обладает даром слова…

– Что вы! – воскликнула я. – Не смейте говорить при нем этой крамолы! А впрочем, – я снова погладила оскорбленного жеребца, – за вашу неучтивость он заставит вас глотать пыль из-под своих копыт. Верно, мой дорогой? – Аметист согласно кивнул, после повернул голову к барону и издал красноречивое:

– Пфр.

– Так-то, – многозначительно ответила я и тронула поводья.

– Скажите на милость, какие обидчивые и самоуверенные, – фыркнул в ответ его милость, и мы наконец отправились на прогулку.