Дорогие мои

И вдруг Яковлева зовет меня смотреть Качана. Я взял билеты, и мы пошли.

Дело в том, что Эфрос решил ставить «Лето и дым» Теннеси Уильямса и искал артиста на главную роль.

Директор театра на Бронной раньше работал в ТЮЗе и, хорошо зная популярного тогда Качана, предложил Эфросу попробовать Володю. И вот мы посмотрели «Трех мушкетеров». Пьесу написали Розовский с Ряшенцевым, это был популярный спектакль. Зал битком. Качан хорошо пел и очень прилично играл и уже через месяц был принят в театр на Малой Бронной.

«Лето и дым» ставился на Яковлеву, но партнеру её, Качану, тоже приходилось потрудиться. Конечно, играть он у Эфроса стал лучше, чем в ТЮЗе, но не дотягивал до основных артистов, которые с этим режиссером сотрудничали много лет.

Качан начинал уже в первом акте так кричать и напрягаться, что дальше было некуда повышать градус, поэтому особого развития в роли не было.

Зато Яковлева творила чудеса. Глубокая, трагическая актриса, она затмевала в этой пьесе всех.

Качан, продержавшись какое-то время, запил. И ему пришлось из театра уйти. Кстати, теперь уже непьющий Качан служит в театре «Школа современной пьесы» и написал две высококлассные повести.

По утрам он рано вставал, гулял с собакой, а потом делать нечего – стал писать. А чего – способности есть, материала полно. Вот и написал, причем с хорошим юмором.

У Ольги Михайловны день рождения 14 марта, и я несколько лет подряд ходил к ней на набережную Шевченко.

Там и познакомился с её мужем, легендарным футболистом Игорем Александровичем Нетто. Он обычно сидел на дне рождения тихо, скромно, почти не говорил. Очень был вежливый, тактичный и приятный человек. Иногда мы с ним разговаривали, и он очень интересно рассказывал о футболе, о том, как тренировал в Южно-Африканской Республике и в Греции.

Многие Ольгу Михайловну в театре не любили, поскольку прима и капризная, но по отношению ко мне эти качеств а никогда не проявлялись. Наоборот, со мной она всегда была очень хороша. Ну иногда капризничала, но на то она и женщина.

Мы как-то с женой Леной отвозили Ольгу Михайловну домой. Лена ревновала меня к Ольге и вдруг сказала на какую-то похвалу в мой адрес:

– Знаете, у него постоянно какие-то увлечения актерами. Вот сейчас он носится с вами.

Может быть, и не совсем так, но что-то в этом роде. Это было довольно воинственно сказано. И я знаю: если бы кто-то, а не жена моя, заявил такое Яковлевой, то Ольга Михайловна так бы ответила, что мало бы не показалось. Но в этой ситуации она промолчала. И потом, когда я извинился перед ней, сказала:

– Ну что ты, Леня, она же по-своему права.

Вот кому она позволяла и шутить над собой, и говорить что угодно – это Неёловой. У Ольги Михайловны к ней была какая-то слабость. Даже когда в Доме литераторов Неёлова очень смешно и похоже изображала Яковлеву, та хохотала громче всех.

Однажды летом мы поехали на дачу к Эфросу на его день рождения. Сидели на улице за столом: Эфрос с Натальей Васильевной Крымовой, соседи – переводчик Донской с женой, ещё две женщины, мы с Ольгой Михайловной. Все было как-то скромно, естественно и непринужденно. Эфрос и Оля – люди смешливые, и я потому старался вовсю. Так шутил, что самому нравилось, все покатывались со смеху. Потом уже совсем стемнело, и вдруг Яковлева объявила:

– Сейчас будем жарить шашлыки.

И они с Эфросом пошли разводить костер.

Я сказал Крымовой, что уже поздно, пора домой, пойду отговорю их от шашлыков.

– Бесполезно, – ответила Наталья Васильевна. – Они все равно будут делать то, что захотят.

А потом Эфросу предложили пойти главным режиссером на Таганку, вместо уехавшего из страны Любимова. И он согласился. Ольга была против и уговаривала Анатолия Васильевича не ходить.

– Они «бунтари», – говорила она мне, – вот пусть себе сами бунтуют.

Но Анатолий Васильевич все равно пошел. Он до этого уже поставил на Таганке «Вишневый сад», и это был лучший «Вишневый сад», который я видел в жизни. Играли Высоцкий, Демидова, Дыховичный. Как они играли!

Любимов уезжал на какое-то время за границу и, чтобы занять труппу, попросил Эфроса в его отсутствие поставить Чехова. Эфрос и поставил. Этот спектакль отличался от агиттеатра, который делал Любимов.

И впоследствии этот прекрасный спектакль играли раз в месяц, и то на выездах.

Эфрос прекрасно понимал, куда, в какой осиный рой он идет, но надеялся, что начнется работа и все разногласия забудутся. Однако так не получилось. Труппа не хотела другого режиссера. Ему страшно хамили и даже как-то изгадили в гардеробе дубленку. Нервы у него были постоянно напряжены. И сердце не выдержало.

На похоронах Крымова попросила меня помочь Яковлевой, не отходить от неё. Ольга Михайловна была плоха и время от времени то ударялась в истерику, то немела.

Казалось, жизнь кончилась. И действительно, что ей было делать в этом чужом театре без Эфроса? Через год, кажется, она уехала в Париж. И мы с ней перестали общаться.