Дорогие мои

В 1982 году мы – человек сорок авторов-сатириков – поехали в Болшево, в Дом творчества кинематографистов на семинар киножурнала «Фитиль». Нам читали интересные лекции, показывали американские фильмы, и вообще обстановка была творческая и веселая. Я сидел за столом с двумя девушками-искусствоведами. Мы подружились, и я ходил к ним в их домик пить чай. Однажды после ужина к нам подошел Жванецкий и начал шутя говорить, что есть человек, готовый поделиться жизненным опытом с молодыми.

Я прямо спросил:

– Хочешь пойти с нами пить чай?

– Да, – так же прямо ответил Жванецкий.

Мы пришли к девчонкам, стали готовить чай. Миша шутил, девчонки абсолютно не реагировали на его шутки и просто умирали со смеху, что бы им ни сказал я. Миша пошел мыть стаканы, и девчонки спросили меня:

– А кто это такой?

Я сказал:

– Как кто? Это же Жванецкий.

– Жванецкий? – в один голос вскричали они. До этого барышни Жванецкого никогда не видели. Девушки были сугубо театральные и телевизор не смотрели принципиально. Одна из них, Катя Уфимцева, сейчас ведет передачу «Театр + ТВ». Жванецкий вернулся с чистыми стаканами, мы сели за стол, и теперь, что бы он ни сказал, они умирали со смеху, а на меня не обращали никакого внимания. Кстати, шутил он в этот вечер замечательно.

К нам на огонёк зашел Петр Вельяминов, превосходный актер, в то время игравший секретарей райкомов. Знакомясь, Миша сказал:

– Петр, я так понимаю, Иванович.

И тут я просто покатился со смеху. Вельяминов не обиделся, очень, кстати, симпатичный человек, а посмеялся вместе с нами.

Он, Михаил Маньевич, надо сказать, не всегда добродушный и приветливый. Чаще всего его коротит, и он искрит. Однажды мы встретились за кулисами зала Дома литераторов. Я, увидев его, обрадовался, расплылся в улыбке. Он зло сказал:

– Что ты всегда такой радостный, вокруг такое происходит, а ты всегда радостный.

Однажды я купил билет и тихо пришел на Мишин концерт в зале «Октябрь». Кто-то Жванецкому сообщил, что я в зале, и он меня со сцены поприветствовал. Мне зааплодировали, и после концерта я, естественно, пришел за кулисы. Мне очень понравилась программа, и я об этом честно сказал Мише. Там было много новых номеров, и я их очень расхваливал.

Миша сказал:

– Надо же, я бы так не смог кого-то хвалить. Ты лучше меня.

Я сказал:

– А что, до этого были какие-то сомнения?

Он засмеялся. А мог и обидеться. На этот раз он был в хорошем настроении.

Во времена «Клуба «12 стульев» он очень хвалил мои рассказы, опубликованные в газете.

– Леонидик, – говорил он, – у меня есть друг, ты ему больше нравишься, чем я. Он так любит твои рассказы! А вот то, что ты на эстраду пишешь…

Да, на эстраде, я думаю, ему вряд ли нравится что-либо. Вообще-то имеет право. Он настолько лучше всех пишет свои монологи, что остальное кажется ему шитым белыми нитками. А то, что публикуется в газете, – то другое, это лежит в другой плоскости, и он может это хвалить.

1 апреля 2003 года мы выступали на «Юморине» в Одессе. Было два концерта, и оба раза я слушал Жванецкого из зала. И снова я получил истинное удовольствие.

Он жутко нервничает до выхода на сцену. Перед выступлением к нему лучше не подходить. Казалось бы, обречен на успех в своем родном городе, где его обожают, и все равно его трясет.

Но выходит на сцену, и такая энергия от него идет, и так он здорово читает! Я потом ещё пару месяцев повторял про себя голосом Жванецкого: «Это Баба-яга?»

Однако видел я и неудачные выступления Михаила Маньевича. В Кремлевском дворце на гастролях «Юморины». Я думаю, что ему в этом дворце, да ещё и среди 20 юмористов, выступать просто противопоказано. У него уровень интеллигентности выше уровня всех этих юмористов, а зал в шесть тысяч человек – это всегда толпа с усредненным интеллектом. Обычные юмористы как раз и работают на эту усредненную публику. А Миша всегда попадает выше.

У Бальзака есть такое наблюдение: герой ухаживал за какой-то графиней, и у него ничего не получилось. Тогда он сказал: «Я слишком высоко ставил сети. Она летала ниже». Вот и со Жванецким в Кремлевском дворце получилась та же история.

Я понимаю, что если объявить сольный концерт Жванецкого в Кремле, то люди придут конкретно на него. Шесть тысяч твоих зрителей – это совсем другое дело, чем на «Юморине», когда идут «на всех».

Однажды на каком-то дне рождения Жванецкий рассказал:

«Прихожу ночью домой. Жена спит. Не стал включать свет. Лег в постель. Она спросонья говорит: «Миша, это ты?»

Ну, до чего же здорово! И ещё один пример остроумия Жванецкого.

В течение нескольких лет Г. Хазанов повсюду говорил о том, что наш жанр умер. На банкете после концерта лауреатов эстрадного конкурса, где появились такие артисты юмористического цеха, как М. Галкин, Ю. Гальцев, Е. Воробей, С. Дроботенко, Г. Ветров, Верка Сердючка, Миша произносил тост и сказал: «Некоторые говорят, что наш жанр умер. Это, как вы все сегодня видели, не совсем так. Если в цирке один акробат упал и разбился, это не значит, что надо цирк закрывать».

И лучше не скажешь.