Дороги вглубь

Вечером Павел Павлович и два сотрудника, принимавшие участие в удачном завершении опытов, сидели у кровати больного.

Модест Никандрович больше, чем обычно, был оживлен и слушал все, что ему говорили, с повышенным интересом.

- Прошлой ночью мы добились, наконец, четкого изображения, - рассказывал Павел Павлович. - Изображение настолько ясное, что и желать больше нечего.

- На каком расстоянии?

- Судя по всем данным, можно смело утверждать - метров на триста. Завтра собираемся выехать в поле.

- Очень хорошо... Очень хорошо...

Посетители уловили во взгляде Модеста Никандровича живой интерес и как будто даже радость.

- Вот еще что, - продолжал Павел Павлович, - очень сильно нам помог математик Ольшанский. Да вы его, наверное, знаете?

- Очень мало. Чем же он помог?

- Это замечательная история! Надо иметь в виду, что Ольшанский раньше совершенно не был в курсе нашей работы. И, представьте себе, в течение буквально одного рабочего дня он произвел сложнейший математический анализ! Работа огромная, просто непостижимо, как он сумел так быстро сделать... Все поражаются.

- Сегодня только о нем и говорят в институте, - вставил один из гостей.

- Очень интересно... Расскажите, как это произошло.

- Работаем мы ночью, - начал Павел Павлович. - Чувствую, что с режимом анодного сопротивления в последнем каскаде неладно. Вспомнил про математика, ведь он уже приступил к вычислениям. Дай, думаю, взгляну! Может быть, успел кое-что сделать более или менее подходящее для нашего случая. Подхожу к письменному столу. Открываю ящик. И что же вы думаете! Вижу синюю папку, заглянул в нее - батюшки! Огромнейший математический труд, целая диссертация! И вопрос, заметьте, поставил немного иначе, чем у нас он ставился раньше...

Павел Павлович остановился, так как заметил, что лицо Модеста Никандровича вытянулось и приняло растерянное выражение.

- Очень талантливый математик, - добавил один из сотрудников.

- Да... удивительно... - неопределенно произнес Цесарский, странно улыбаясь.

Присутствующие поняли, что подобный разговор волнует больного и замолчали. Для них стало ясно: Модесту Никандровичу трудно свыкнуться с мыслью, что не он, а кто-то другой приобрел славу человека талантливого, сумевшего помочь делу строительства подземного звуколокатора.

На следующее утро в дверях служебного кабинета Цесарского появился Ольшанский.

- Заходите, заходите! - обрадовался Павел Павлович.

- Извините, но мне надо выяснить... Произошло недоразумение.

- Какое? - Чибисов заметил, что гость чем-то обижен и смотрит на него не совсем доброжелательно.

- Видите ли, - продолжал математик, - у меня появилось подозрение, что я не заслужил той благодарности, которой вы меня щедро наградили.

- Ничего не понимаю.

- Еще раз благодарю за высокое мнение обо мне, но вынужден, к сожалению, просить у вас разрешения заглянуть в ящик письменного стола - я там кое-что забыл...

Павел Павлович, пожимая плечами, отодвинул свой стул.

- Смотрите, пожалуйста.

Ольшанский наклонился, открыл один из ящиков и вынул тоненькую ученическую тетрадку.

- Вы это видели?

- Нет, - признался Павел Павлович.

- Так и знал... - сказал Ольшанский, облегченно вздохнув. - А не можете ли вы показать мне "мой" труд, - добавил он, делая ударение на слове "мой".

- Вот он, - с готовностью произнес Чибисов, извлекая из другого ящика плотную синюю папку.

Ольшанский взял ее, неторопливо раскрыл и принялся внимательно рассматривать содержимое.

- Замечательная работа! - проговорил он, хитро улыбаясь.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел молодой конструктор, ближайший помощник Павла Павловича.

- Замечательная работа! - повторил Ольшанский, обращаясь к только что вошедшему конструктору.

Инженер удивленно посмотрел на него. Трудно было поверить, что Ольшанский, человек бесконечно скромный, хвалил собственную работу.

- Конечно замечательная... - подтвердил Павел Павлович, - какие могут быть сомнения?

- А я и не сомневаюсь! - воскликнул математик. - Вы только поглядите! Ведь это же монументальный труд! Его мог создать лишь человек, много лет знакомый с той областью техники, о которой здесь идет речь.

- Вот это-то и удивило меня больше всего... - начал было молодой конструктор, но Ольшанский перебил его:

- Ничего удивительного нет. Труд принадлежит человеку, действительно знающему в совершенстве эту область техники, а... не мне. Опозорили вы меня, товарищи, - грустно продолжал Ольшанский. - Посмешище из меня какое-то сделали. Вчера слышу разговор: речь идет о формулах, будто бы выведенных мною, а я этих формул и не выводил. У меня закралось подозрение, решил проверить, и вот видите, как нехорошо получилось... Я не хочу, чтобы мне приписывали чужие заслуги! Придет время, будут у меня свои, может быть, не менее значительные.

- Так что же это за чертовщина! - воскликнул Павел Павлович, хватаясь за синюю папку.

- Почерк какой-то странный... - проговорил он, внимательно рассматривая загадочную рукопись. - Словно ребенок писал! Обратите внимание, какие кривые буквы!

- Действительно, ребенок или больной... - добавил молодой конструктор.