Василиса послушно отвела луч от тёмных окон. То, что она, к счастью, почти не успела разглядеть, явно не стоило рассматривать пристально.
– А что здесь случилось?
– Понятия не имею. Но умерли они плохо. Так, давайте ещё чуть поедем, пока я не вырубилась. Свети вперёд!
Машина, скрежетнув бампером, выбралась их затора и медленно покатилась прямо. Мотор гулко рычит под бетонными сводами.
– Аннушка, ты совсем бледная, – забеспокоилась Василиса. – Выглядишь не очень.
– А уж как хреново я себя чувствую! Но сдохнуть тоже не вариант. Погоди, тут недалеко, вот буквально… Ага, сюда! Это аварийный съезд.
Машина с трудом протиснулась, растолкав бампером пару легковушек, в отнорок тоннеля, открывшийся справа. Там оказалось нечто вроде небольшой парковки на несколько машин, сейчас пустующей. Аннушка заглушила мотор, открыла дверь, дёрнулась выйти, охнула, и опустилась назад на сиденье.
– Подождите, я помогу! – Василиса обежала капот и подставила ей плечо.
Курьерша ухватилась за него сильными пальцами и вытащила себя наружу. Левая штанина у неё полностью пропиталась кровью, которая капает на асфальт.
– Туда, – показала она рукой, – там комната отдыха для водителей.
Аннушка буквально повисла на Васькином плече. Девочка порадовалась, что та худая и невысокая.
На двери оказались непонятные надписи и вполне понятные пиктограммы – кровать, душ, унитаз, аптечка. Внутри даже зажёгся свет.
– Солнечные панели наверху, я как-то вылезала оглядеться.
– И что там? – спросил любопытный Лёшка.
– Ничего интересного, пацан, если ты не любитель готики.
– А что это?
– Это когда много могил тех, кого успели закопать, и костей тех, кого не успели. Так себе пейзажик. Не позитивный. Так, давай сюда меня, на койку. Ботинки поможешь снять?
Василиса расшнуровала высокие ботинки – один очень пыльный, другой пропитанный кровью.
– Теперь штаны, – Аннушка заёрзала, расстёгивая ремень.
Девочка потянула вниз кожаные штанины.
– Оу, блин, присохли к ране… Нет-нет, тяни, не останавливайся! Да, блин, хреновые дела.
На левом бедре сбоку большое неровное входное отверстие, из которого обильно кровит.
– Хрена б себе, как распахало! И пуля где-то внутри, как бы ни у кости… – Аннушка сидит совсем бледная, лицо покрылось потом, дышит часто и неглубоко. – У меня здоровье кобылье, и заживает всё как на собаке, но это чот уже перебор. Глянь, что там в аптечке.
В стенном шкафу нашлась пластиковая коробка с крестом.
– Бинт. Ещё бинт. Пластырь. Ещё пластырь. Пара пузырьков не знаю с чем. Две баночки каких-то таблеток.
– Так я и думала. Ни хрена полезного. А я свою, как назло, третьего дня опустошила и не успела пополнить. Был один инцидент… Давай сюда бинты. Мелкий, сгоняй в машину, там за моим сиденьем пакет с бутылками. Тащи его сюда.
Когда Лёшка выскочил наружу, Аннушка сказала:
– Так, пуля глубоко, не вытащить. Так что я могу только всадить вместо анестезии виски, замотать рану и надеяться, что не сдохну. Поэтому, скажи мне, пожалуйста, что ты умеешь водить машину. Хоть как-нибудь.
– Немножко умею.
– Молодец. Лучше плохо ехать, чем глубоко лежать. Надеюсь, мотор заведётся, потому что тянул он под конец совсем тухло. Я скажу, куда рулить, и постараюсь справиться с переходами, но педали временно не для меня. Главное, не вырубиться совсем… О, притащил? Отлично. Так, попробовать что ли, эту, со смешной этикеткой? Ну, за моё пострадавшее здоровье, детишки!
– Ну… Так себе виски, – сообщила Аннушка, оторвавшись от горлышка. – Этикетка – его главное достоинство. Но содержание алкоголя достаточное, чтобы смириться с тем, что мне сейчас будет очень больно.
Девушка резко перевернула бутылку над раной и заорала нечто громкое, неразборчивое, но, судя по интонации, крайне нецензурное.
– Уау! – выдохнула она. – Вот вам и антисептик… Теперь надо замотать… Надо… Перевязать…
Она резко побледнела, откинулась назад на кровать, глаза её закатились, голова упала набок.
– Она умерла? – тихо спросил Лёшка.
– Нет, – ответила Василиса. – Видишь – дышит. Просто потеряла сознание. Наверное, от боли. Помоги её уложить.
Вместе они расположили курьершу на кровати. Василиса достала УИн.
– Вылечишь её, как шмурзика?
– Надеюсь. Знаешь, на человеке это как-то по-другому воспринимается. Но, если я не достану пулю, то просто перевязка ей не поможет. Начнётся заражение, гангрена какая-нибудь, не знаю.
– Тебе не страшно?
– Очень страшно. Но я стараюсь рассуждать, как Алина, логически. Если я ошибусь, и сделаю что-то не так, то она может потерять ногу или даже умереть. Но если я не попробую, то она умрёт почти наверняка. Даже моей начальной медицинской подготовки достаточно, чтобы это понять. Посиди с ней, я сейчас.
Василиса сбегала к машине, покопалась в наборе инструмента и нашла круглогубцы с длинными гнутыми губками – единственный инструмент, который хоть как-то похож на хирургические щипцы.