Давешний мелкий дождик нынче окреп и обрел хамоватую уверенность. Его робкий стук бедного родственника превратился в барабанную дробь победного марша. Приняв позу зародыша, я убаюкивала боль, ставшую на ближайшие дня три неотъемлемой частью моего существования. Вид собственной одежды (наверняка холодной и влажной) вызывал у меня омерзение. А ведь до нее, развешанной на вбитых в стену колышках, еще нужно добежать по ледяному полу — сумрачная комнатка была пусть и невелика, но сильно вытянута в длину. О магических светильниках в Хмеле, понятно, и не слышали (чай, не столица), да и камином комнату тоже не украсили. Жаровня с углями, принесенная в комнату с вечера, давно остыла. Сквозь щели в ставни вместе с хмурым утренним светом проникали сырость и зычные, щедро сдобренные площадной руганью покрики корчмаря.
К слову сказать, ужин и комнату у этого милого человека вчера мы получили без особых хлопот.
«
«
— Па-а-а-адъем! — скомандовала я, исправляя в окружающей обстановке хотя бы то, что было в моих силах.
Команда перешла в стон, стоило мне принять вертикальное положение. Тело, желавшее весь оставшийся день только лишь нежиться в постели, выказало категорический протест.
Эона подскочила и ошалело завертела головой: светлые перепутанные волосы стоят дыбом, глаза дурные, мутные. Девушка заметалась по кровати, лихорадочно ища мирно притулившийся у дальней стены меч, дабы отразить домогательства толпы насильников, ломящихся в комнату. Однако, узрев в помещении лишь их бледное подобие в моем лице, она вновь нырнула под одеяло.
— Чего орешь? — Донесшийся оттуда голос был подобен наступившему утру. Хмурый и обиженный.
— Того самого. Вставать пора. — Решив подбодрить спутницу личным примером, я ступила на пол. Опыт не удался. — Твои предки, согрешившие с духом выгребных ям в первый день святой недели воздержания...
В ответ на мои поругивания в процессе скачкообразного добывания одежды из-под одеяла раздавались сдавленные смешки. Штаны и рубаха, как и ожидалось, не высохли за ночь. Помочь этому благому делу магически я попыталась еще вчера вечером, но исчерпанные до донышка запасы Силы и общее ослабленное состояние отсоветовали мне это делать в весьма болезненной форме. Прежде чем одеться, мне предстоял еще один подвиг — омовение в щербатом корыте. Негромко повизжав для смелости, я щедро плеснула на себя воды из кувшина. Ледяной влагой ожгло кожу, тряхануло разомлевшее после долгого восстанавливающего сна тело. Да так, что к концу купания мне стало даже жарко.
— Смейся, смейся, — бурчала я, растираясь жестким полотенцем. — Придет еще твоя очередь умываться, а воды-то нет.
— А и не надо, — Эона не торопилась с подъемом, продолжая валяться в уютной, теплой постели. — Мне и так хорошо.
— Мойдодыра на тебя нет!
Девушка, любопытствуя, аж приподнялась:
— Это заклятие такое умывающее, да? Размечталась.
— Умывальников начальник и мочалок командир, — просовывая голову в ворот рубашки, процитировала я по памяти Корнея Ивановича и от себя добавила: — Здоровенный шкаф с железными гнутыми руками и краном вместо носа. Приходит к грязнулям и насильно их моет.
— Жуть какая! — Эона подхватилась с кровати и состроила брезгливую гримаску. — Этим магам только бы гадость какую-нибудь оживить.
В воспитательных целях я не стала уточнять, что стишок про эту «жуть» в моем мире наизусть знает каждый ребенок, а полезла за вещами под кровать.
«
— Ре-е-ель.
— М-м?.. — Сумка, зацепившись за что-то лямкой, никак не желала вытаскиваться. Чтобы ее освободить, мне пришлось почти целиком влезть под койку, выметая оттуда залежи прошлогодней пыли.
— Может, задержимся здесь на денек, а? Глянь, погода какая... — Светловолосая, подпрыгивая на месте, с относительным успехом пыталась умыться двумя пальцами. — Все равно по слякоти далеко не утопаем.
Вид у Эоны был самый жалобный.
— Задержимся, — легко согласилась я, потроша рюкзак в поисках кошеля.
Содержимое кожаного мешочка, высыпанное на одеяло, требовало самого внимательного пересчета. Нам предстояли кой-какие незапланированные траты...