Праздник исхода лета — лови мгновение — вода ночь от ночи становится холоднее. Но эта ночь — особенная. Сумасшедше звездная. Ночь Совершеннолетия. Переливчатый смех, ошибочно принимаемый человеческим ухом за журчание воды, разносится по реке. Юные русалки дарят свой первый танец луне, будоражащей холодную кровь, толкающей на безумства. Она нашептывает Ати всякие глупости, обещая несбыточное, запретное, подмигивает желтым глазом. И манит, манит, манит...
В Черную Заводь.
— Испытание-испытание-испытание, — журчат насмешливо подружки. — Не сможешь, не осилишь, побоишься...
— Испытание-испытание, — вторит им Река.
— Испытание... — злорадно ухмыляется Луна.
— Смогу! — за русалку кричит ее безрассудство.
Вздрагивая от каждого всплеска и пугаясь собственного хвоста, Ати все же плывет вперед — туда, куда и днем не каждый водный житель отважится сунуться. Свет ни луны, ни звезд не проникает сквозь тьму Черной Заводи. Пусто. Тихо. Мертво. Нигде не мелькнет даже мелкая рыбешка, только мрачно колышутся заросли жерухи.
Пение. Ати слышит его даже сквозь толщу воды — грубое, утробное, человеческое. Оно в своей отвратительности притягивает ее. Будто на поводе тащит к берегу, к поющему.
Человек. Фигура скрыта под просторным плащом с капюшоном, только неправдоподобно белые руки иногда выныривают из рукавов, чтобы бросить что-то в жидкость, бурлящую в котле. Дым зеленоватыми клубами стремится к луне.
— Что там? Что там? Что там? — повторяет Ати, подбираясь ближе и ближе.
Непонятно почему и против своей воли ей необходимо узнать, что же варится там, в котле.
Плети жерухи оставляют саднящие полосы на нежной коже, ладони кровоточат, особенно нежная чешуя на животе сдирается об остро-каменное дно.
Это неважно. Ничто неважно. Неважно, неважно, неважно...
Человек вздрагивает, увидев русалку, высунувшуюся из воды. Рука, занесенная над котлом, дергается, и жидкость из крошечной склянки проливается на землю. Мужчина взвывает, в ярости ударом ноги опрокидывает котел. Тягучая масса смачным хлюпом поглощает огонь.
Наваждение сгинуло.
Ати, очнувшись, запоздало пытается скрыться от возмездия. Страх придает необходимые силы. Но когда русалка почти поверила в свое спасение, что-то острое жалит ее под левую лопатку.
Вернувшись к подругам, Ати, обычно журчавшая без умолку, почему-то смолчала о произошедшем. Как и не сказала никому об опухоли, увеличивающейся ночь от ночи и причиняющей непереносимую боль.
Боль, которая заставила Ати в отчаянии броситься к первому же учуянному носителю Силы.