Дорогами Пророчества

Верьяна крючило и корежило. Сухо потрескивала сходившая с кожи чешуя. Змеи раздувались, словно их накачивали изнутри воздухом, и лопались с громко-влажным, омерзительным чпоком. Среди их ошметков и потеков зеленой, тягучей слизи уже можно было разглядеть прежние косички...

Меня скрутило и бросило на колени.

Ничего страшного. Всего лишь стошнило.

Темнота до звездочек в глазах.

Туда. Обратно. Снова туда. Главное не останавливаться.

С ожесточением я пилила натянутую вибрирующую нить Силы, не рискуя ни приблизиться к затихшему телу наемника, ни растормошить Эону. Неотразимая жалобно стонала в дрожащих от слабости руках.

От кукловодов прямо отбоя нет! Так и норовит меня всякий за ниточки подергать, почувствовать себя в роли вершителя судеб.

Туда. Обратно. Не останавливаться. Туда. Обратно. Снова туда.

«Пилите, Шура, пилите».

ГЛАВА 20

Скорчившееся зародышем, неподвижное тело Верьяна, покрытое ошметками побуревшей шкуры и слизью с подсыхающей корочкой, вызывало у меня минимум энтузиазма. Если точнее, имело место его полное отсутствие. Правое плечо ныло при каждом неосторожном движении, хотя боль постепенно сходила на нет. К сожалению, регенерация почему-то не действовала на пораненные запястья — грязные, пропитанные потом бинты набрякли от крови.

У пришедшей в себя Эоны также поубавилось благородного рвения. Прямо-таки на порядок. Ей определенно было не до высокого и вечного — согнувшись вдвое, она расставалась с завтраком, поддергивая так и не завязанные концы то и дело распускающейся шнуровки. За последние пятнадцать минут подругу стошнило уже дважды.

«Сотрясение мозга?» Скорее желудка.

Только что сменивший ипостась — зрелище, да еще при ярком солнечном свете, малоаппетитное. Однако в свое время на занятиях аалоны Рениты брезгливости у меня даже не то чтобы поубавилось, ее отшибло практически начисто: все происходящее нисколько не мешало чувству голода крючить внутренности. Традиционный уже перерасход Силы отзывался в животе болезненной, сосущей пустотой. Трясущимися руками я извлекла из сумки мясной пирог (приятное напоминание о гостеприимстве Лешеро) и жадно впилась зубами в его крошащуюся мякоть, не обращая внимания, что подругу скрутило в очередном мучительном приступе.

«Стерва ты, с луженым желудком вместо сердца!» — сообщил мне страдальческий взгляд Эоны.

Здоровенный пирог был слопан в несколько укусов. Жалея, что нет еще парочки таких пирожков, а лучше даже трех-четырех, я с опаской приблизилась к Верьяну на расстояние вытянутой руки и вытащила Неотразимую из ножен. Ее металл устало потускнел, а на безупречном доселе лезвии появились крохотные зазубрины.

— Рель, ты чего? — испуганно вскинулась подруга, забыв о тошноте.

Не отвечая, я легонько потыкала мечом лежащее передо мной недвижимое тело. Наемник будто находился в состоянии комы, совершенно не реагируя на осторожные уколы Неотразимой.

— Он... он умер? — Пошатывающаяся Эона встала напротив: во взгляде — беспокойство, в голосе — слезы.

Изумленный взгляд был ей ответом. Упаси этот самый, Единый, уж не влюбилась ли наша доморощенная феминистка?!

«Вполне может быть: во все времена женщины любили подонков». «Любили» — не совсем верное в данном случае определение. Скорее мерзавцы — это вызов женскому самолюбию и гордыне, подначка судьбы-насмешницы...

В глубокой задумчивости я потерла нос, однако, спохватившись, что копирую любимый жест одного знакомого наемника, тотчас прекратила.

— Да вроде живехонек. — Дождешься от этого нахала, как же!

К еще большему моему изумлению, светловолосая присела на корточки и несильно потрясла Верьяна за плечо.

— Тогда что с ним? — Она отдернула руку и покраснела, будто наемник собирался сейчас открыть глаза, чтобы с фирменной улыбочкой выдать очередную скабрезность.

Браслет на левом плече горячо не возмущался, поэтому я убрала оружие обратно в ножны и тоже опустилась на колени рядом с Верьяном. Его кожа явственно отливала тем оттенком нежно-зеленого, что уже был мне знаком по пребыванию в хмеловском подвале.

— Точно не скажу... — Я сковырнула ногтем с косички присохшую шкурку. Та довольно-таки легко отстала, за ней тянулась тонкая нить слизи. — По симптомам его состояние весьма похоже на коллапс, наступивший вследствие двусторонней принудительной трансформации.

— Колпас принудительной транф... трас... чего?

— Коллапс принудительной трансформации.

— А-а-а... понятно, — протянула девушка таким тоном, что сразу становилось ясно, что ни черта ей непонятно.

— Да оборотень наш Верьян. — Практика показала, что в случае с Эоной лучше сразу все рассказать, чем потом мучительно пытаться находить объяснение своим поступкам. — В отключке он из-за смены ипостаси: перекинулся два раза подряд, да еще не в цикл, вот и переутомился.