Дорога в жизнь

Это был компромисс. Не люблю я компромиссов, но тут и впрямь требовать больше было нельзя. У них еще не хватало духу прийти и открыто сознаться, но я ведь знал, что в первые дни ребята не смогли бы добиться и этого. Почва под ногами у меня стала как будто тверже. Но едва я уверился в этом, она снова заколебалась подо мною.

17 Скатерть

Отряд Жукова дежурит по столовой. Ребята из этого отряда все в своего командира — выдумщики. Вот они стали вывешивать меню. Это новость. Прежде этого не было. А теперь на дверях столовой каждый день можно увидеть новый листок — и не с простым перечнем блюд, а с пояснениями:

Гречневая каша — самая полезная.

Кисель с молоком — очень вкусный.

В определениях жуковцы неистощимы. Иногда они позволяют себе и критические замечания:

Щи мясные — жидкие.

Чай- не очень сладкий.

Но это редкость: Антонину Григорьевну у нас любят и стараются не огорчать, да и редко бывают для этого основания — готовит она отменно.

И вот однажды нам прислали скатерти. Не бог весть какие, но все же белые новые скатерти. На следующий день, входя в столовую, ребята увидели одну из этих скатертей — она была аккуратно прилажена кнопками на стене возле двери, а рядом на листе бумаги, исчерченном стрелками, было написано:

«С этого дня мы не будем вывешивать меню. Это ни к чему. Лучше посмотрите на скатерть, на которой обедали Плетнев, Королев, Разумов и Володин. На ней все видно. Вот это рыжее пятно — от щей. Вот коричневое — сами видите: это котлеты. Красное — кисель. Разобраться ничего не стоит!»

Ребята столпились перед этим «наглядным пособием». Передние смеялись, стоявшие позади старались протолкаться вперед, вытягивали шеи, становились на носки — шум разрастался, и вдруг смех и возгласы прекратились, как по команде. Сквозь толпу пробирался Король. Он был зол и бледен, глаза сузились.

Он рванулся к скатерти, но, увидев меня, остановился и хрипло сказал:

— Семен Афанасьевич, пускай снимут!

— А почему?

— Потому что издевательство!

— Ты обиделся? Жуков! Где он? Где Жуков? Надо снять! Королев обиделся.

Снова вспыхнул смех. Король даже отшатнулся. Лицо его потемнело, скулы и челюсти выдались углами. Он резко повернулся и быстро, почти бегом, направился к двери.

— Обидчивый… — протянул кто-то.

— Он только за себя обидчивый, — откликнулся Стеклов. — Когда другие обижаются, он не понимает.

— А зачем скатерти? Зачем скатерти? — вдруг закричал Плетнев. — Посмотрите, у всех они грязные. Ели мы до сих пор на клеенке — для чего же скатерть? Клеенку вымыл — и все.

Он не махал руками, не лез в драку, но видно было, до чего он зол: каждый мускул напряжен, челюсти сжаты. Он обвел ребят медленным, тяжелым взглядом — и кое-кто, не выдержав, опустил глаза.

— А я — за скатерть, — спокойно возразил Жуков, до сих пор молча стоявший у стены, заложив руки за спину. — Пока будем есть на клеенке, каждый так и будет считать: ну пролью, ну запачкаю — подумаешь, какое дело! И будет у нас всегда как в хлеву. А про скатерть все-таки будут помнить: ее стирать надо.

— Кто это будет помнить? — с вызовом крикнул Плетней.

— Я буду помнить. И ты запомнишь. И Король пускай запомнит.

— Не знаю, как на ваш вкус, а по-моему, есть на скатерти приятнее, — сказал я. — Если тебе подают на клеенке, значит, считают, что ты напакостишь и за тобой придется убирать. А если скатерть — значит, уважают. Но дело ваше. Давайте проголосуем. Кто за то, чтобы есть на скатерти?.. Ого, не сосчитаешь! Кто за клеенку?.. Плетнев, Разумов… А ты, Володин? Стало быть, все за скатерть, кроме Плетнева и Разумова. А теперь, Жуков, сними это. И вывешивайте опять обыкновенное меню.

…Ребята шумели потом весь день. И, конечно, не выбор между скатертью и клеенкой волновал их: впервые за всю историю дома в Березовой поляне кто-то осмелился перечить Королю! Судя по всему, прежде он был полновластным хозяином, и даже старшие и наиболее крепкие ребята — Жуков, Стеклов, Подсолнушкин — избегали столкновений с ним. С тех пор как возникли отряды, владения Короля сузились — их ограничивали теперь рамки третьего отряда. В самом отряде он считался только с Плетневым и Разумовым. На остальных покрикивал и помыкал ими без стеснения. Ребята относились к нему почтительно. Иной раз в разгар игры они искренне забывали, что я старше, что я заведующий, и в азарте выбивали мяч у меня из рук, но о Короле они не забывали ни на минуту. Какой-нибудь Володин в упорной, самозабвенной борьбе, чуть ли не головой рискуя, завладевал мячом, но тут же выпускал его, стоило Королю протянуть руку. Они все увядали и ходили притихшие, когда он был не в духе, и тотчас веселели, как только его величество приходил в хорошее настроение.