Дорога в рай (Рассказы)

    Лицо крысолова находилось дюймах в восемнадцати от крысы. В двенадцати дюймах. Потом в десяти или, может, в восьми, и вот их разделяло расстояние, не превышающее длину человеческой руки. Крыса напряглась и всем телом прижималась к капоту, испытывая огромный страх. Крысолов также был напряжен, но в его напряжении чувствовалась предвещавшая опасность энергия, будто в плотно сжатой пружине. На губах его мелькала тень улыбки.

    И вдруг он бросился на нее.

    Он бросился на нее, как бросается змея. Сделав резкое молниеносное движение головой, он вложил в это движение напряжение всех мышц нижней части тела, и я мельком увидел его рот, открывающийся очень широко, и два желтых зуба, и все лицо, искаженное усилием, которое потребовалось для того, чтобы открыть рот.

    Больше я ничего не хотел видеть. Я закрыл глаза, и, когда снова открыл их, крыса была мертва, а крысолов опускал деньги в свой карман и плевался, чтобы очистить рот.

    – Вот из чего делают лакомства, - сказал он. - Лакомства делают из крысиной крови на больших шоколадных фабриках.

    И снова то же сочное шлепанье мокрых губ, тот же гортанный голос, та же липкость, когда он произнес слово "лакомства".

    – А что плохого в капле крысиной крови? - спросил крысолов.

    – Вы говорите так, что противно становится, - сказал ему Клод.

    – Ага! Но ведь это правда. Вы и сами ее много раз ели. Плиточки шоколада и жевательной резинки - все это делается из крысиной крови.

    – Спасибо, но мы не желаем этого слышать.

    – Она варится в огромных котлах, кипит и пузырится, ее помешивают длинными баграми. Это один из самых больших секретов шоколадных фабрик, и никто его не знает - никто, кроме крысоловов, которые поставляют им ее.

    Неожиданно он заметил, что публика его больше не слушает, что наши лица, на которых появилось выражение враждебности и отвращения, покраснели от гнева и омерзения. Он резко умолк и, не говоря ни слова, повернулся и побрел в сторону дороги, двигаясь крадучись, точно крыса, и шаги его не были слышны на подъездной аллее, хотя она и была посыпана гравием.

РАММИНС

    Солнце стояло высоко над холмами, туман рассеялся и было приятно шагать с собакой по дороге в это раннее осеннее утро, когда золотятся и желтеют листья, когда один возьмет да и оторвется, а потом медленно переворачивается в воздухе и бесшумно падает прямо на траву возле дороги. Дул легкий ветерок, буки шелестели и бормотали, точно люди в отдалении.

    Для Клода Каббиджа это всегда было лучшее время дня. Он одобрительно посматривал на покачивающийся бархатистый зад борзой, бежавшей перед ним.

    – Джеки, - тихо окликнул он. - Эй, Джеки. Как ты себя чувствуешь, моя девочка?

    Услышав свою кличку, собака полуобернулась и в знак признательности вильнула хвостом.

    "Такой собаки, как Джеки, уже никогда не будет", - сказал он про себя. Изящные пропорции, небольшая заостренная голова, желтые глаза, черный подвижный нос. Прекрасная длинная шея, красивый изгиб груди, и притом совсем нет живота. А как она передвигается на своих лапах - бесшумно, едва касаясь поверхности земли.

    – Джеки, - сказал он. - Старушка Джеки.

    Клод увидел в отдалении фермерский дом Рамминса - небольшой, узкий и очень старый, стоящий за изгородью по правую руку.

    "Там и сверну, - решил он. - На сегодня хватит".

    Неся через двор ведро молока, Рамминс увидел его на дороге. Он медленно поставил ведро и, подойдя к калитке и положив обе руки на верхнюю жердь, стал ждать.

    – Доброе утро, мистер Рамминс, - сказал Клод.

    С Рамминсом нужно быть вежливым, потому что он продавал яйца.

    Рамминс кивнул и перегнулся через калитку, критически поглядывая на собаку.

    – На вид хороша, - сказал он.

    – Да и вообще хороша.

    – Когда она будет участвовать в бегах?

    – Не знаю, мистер Рамминс.

    – Да ладно тебе. Так когда же?

    – Ей только десять месяцев, мистер Рамминс. Она еще и не выдрессирована как следует, честное слово.

    Маленькие глазки-бусинки Рамминса подозрительно глядели с той стороны калитки.

    – Могу поспорить на пару фунтов, что скоро она у тебя первые призы будет брать.

    Клод беспокойно переступил с ноги на ногу. Ему сильно не нравился этот человек с широким, как у лягушки, ртом, сломанными зубами, бегающими глазками; а больше всего ему не нравилось то, что с ним нужно было быть вежливым, потому что он продавал яйца.

    – Вон тот ваш стог сена, что стоит напротив, - сказал он, отчаянно пытаясь переменить тему. - Там полно крыс.

    – В каждом стоге полно крыс.

    – В этом особенно. По правде, у нас были неприятности с властями по этому поводу.

    Рамминс резко взглянул на него. Он не любил неприятностей с властями. Кто продает втихую яйца и убивает без разрешения свиней, тому лучше избегать контактов с такого рода людьми.

    – Что еще за неприятности?

    – Они присылали крысолова.

    – Чтобы выловить несколько крыс?

    – Да не одну! Чтоб мне провалиться, там все кишит ими!

    – Ну вот еще.

    – Честное слово, мистер Рамминс. Их там сотни.

    – И крысолов поймал их?

    – Нет.

    – Почему?

    – Думаю, потому, что они слишком умные.