Дорога мстителя

За окном по календарю уже началась осень, но в тёплом приморском субтропическом климате этого не заметно. Трава зелёная, погода летняя. Но все окна занавешены тяжёлыми бархатными шторами, отсекающими местные красоты. Зелень сосен и пальм, пляж и море – всё оставалось за пределами комнаты, чтобы не сбивать с рабочего лада.

Интерьер кабинета на одном из верхних этажей бывшего отеля «Хаятт», второго по высоте здания в городе, был оформлен в духе резиденции в прошлой столице, на Волге. Только теперь за окнами не юрты, палатки и временные бараки Калачёвки, а кирпичные и бетонные дома почти полностью сохранившегося Сочи.

Калачёвку стали называть «Северной столицей», а здесь, на берегу незамерзающего моря, теперь столица настоящая. В сравнении с Центром, а особенно всякими медвежьими Сибириями и Уралами, климат тут райский. Настоящей зимы тут не бывало.

– Но мой долг – найти того, кто меня заменит, – продолжил Премьер, мысленно принимая таблетку от боли. – Есть четыре кандидатуры.

– Как вы меня достали… – махнул рукой Виктор и налил себе минеральной воды, – Как дети. Ё-моё! Атаманом было проще… Меньше хлопот. Тут сейчас Шонхор заходил. Министр, мля, экономики. Я его выгнал, потому что грузил меня ерундой. Опять проблемы на рудниках, и плотину в срок не закончили. Скоро лампочку без меня вкрутить не смогут. И жалобы пишут! Со следующего месяца за пустые жалобы – на кол! Раздачи хлеба мещанам я ему приказал уменьшить и сделать именными. Разбаловались! Уже возмущаются, что им хлеб сухарями выдают, а не горячим и душистым. Паразиты. Давай важные дела. Мелочи подождут. У тебя двадцать минут, потом пойду есть и спать. Если нужны материалы и оборудование, это к Шонхору… а если работники – то к Рябчику.

Так называть всесильного министра госбезопасности и командира Опричного корпуса Степана Рябова мог только сам правитель. Который также мог, когда бывал недоволен, величать Шонхора Борманжинова «китайцем узкоглазым». Хотя министр был калмыком.

– Буду краток, – Генерал прокашлялся. – Из Жигулёвской Обители просят прислать бензин, патроны, провизии и двадцать лошадей. Шонхор чуть не плачет, говорит, финансовый план уже составлен, и он что-то включит в него только с твоего высокого дозволения.

– Опять? – нахмурился Уполномоченный и скосил глаза на большую карту, которая проецировалась на огромный экран на стене. Объёмная и подробная, на довоенную сетку дорог и квадраты городов нанесены современные пометки и знаки об их нынешнем состоянии. Золотым выделена сфера ордынского влияния, поселения и форпосты.

А на большом столе рядом с чёрным ноутбуком Уполномоченного расстелена бумажная карта – уже без Волги, Центра и Урала, только южных приморских земель. На ней много правок – ручкой и красным карандашом, булавками приколоты листочки с пометками. Отмечены важные центры, земли метрополии, новоприсоединённые территории, наличные силы… и основные угрозы.

– Не нравятся они мне, обитатели этой обители, – произнес Премьер. – Уже не первый раз лошадей поставляем. Они их жрут? Вроде не татары.

– Ладно тебе, – похоже, правитель сменил гнев на милость и усмехался. – Завидуешь монахам? Они божьи люди, дай им, что просят. А недостающее возьмите из Уфы.

– Владыка Макарий тоже их не любит. Говорит, духоверы они, сектанты, только с виду догматы чтят. А на самом деле славят непонятно кого. И в деревнях их слушают, а это опасно.

– Епископ ошибается, – мягко, но твердо сказал правитель. – Обитель дает нам важное. Сам знаешь. Нужно больше реликвий.

Михаил Петраков, конечно, знал. Ведь он сам об этом ему рассказал, ещё когда официальной церкви в государстве не имелось. Но уже тогда было ясно, что её нужно учреждать, потому что разброд и мешанина начинались жуткие: ладно магометане, староверы, даже буддисты… это всё традиция. Но попали под власть СЧП уже и люди, которые верили непонятно во что: в леших болотных, в ядерный огонь, в предков-мертвецов. Или вовсе ни во что не верили, а это ещё хуже. Потому как человек без веры опасен и непредсказуем.

Во всём этом надо было наводить порядок. И теперь – строго. Лучшая вера – понятно какая. Другие старые – допустимы. За неправильную веру, выдуманную, выморочную – человек подлежит «правёжу», исправлению.

Но горе тому, кто говорит, что совсем не верит. Так вот религию учредили, то есть возродили. И сразу оказалось, что для неё нужны не только помещения и специалисты, но и инвентарь. Причём почти весь он очень редкий. Что-то можно изготовить своими силами: свечи и кагор (пришлось собирать больше воска в качестве налога и развивать виноделие), даже иконы (хотя они пока получались плохо). Но особняком стояли в этом списке реликвии. То, что латиняне называли словом reliquiae, в русской вере звалось мощами – и было важным элементом, одной из опор возводимой системы.