Под штаб им отвели двухэтажное административное здание недалеко от станции. В вестибюле ещё висели какие-то плакаты, стояло несколько обшарпанных офисных кресел и – для красоты – терминал-банкомат. С верхнего этажа открывался хороший обзор.
Отряд разделился. Командир оставил Богодула тут за старшего, а сам с двумя отделениями выдвинулся осмотреть место атаки в сопровождении одного из старейшин. Поехали на «Кактусе», дабы иметь броню и огневую поддержку. Старосты божились: «Это чужаки сотворили, мы не при делах, начальник!». И охотно помогали Режиссёру, стараясь обелить себя и заслужить прощение.
Остальные «коты» остались в посёлке и заняли двухэтажный офис, почту и несколько жилых домов. Расставили «Тайфуны» так, чтобы пулемётчиками хорошо просматривалась и простреливалась окрестность.
Для трупов было выделено место в одном из гантраков и приготовлены пластиковые мешки. Хоронить своих здесь никто не собирался. Нет уж, дудки – сегодня ты их похоронил, а завтра они уже – корм для свиней. Хоть Туз и был жадным и даже к живым бойцам относился, как к расходному материалу, но игнорировать ропот ветеранов отряда не мог. Если бы погибла пара каких-нибудь новичков, их закопали бы на месте. Но тут жизни лишились авторитетные бойцы.
Младший с отделением расположились в доме на краю посёлка, недалеко от временного штаба.
Надо было сохранять бдительность, но он видел, что все расслабились. Кто-то уже перекусывал. Саша просто выпил кипячёной воды из фляги, смочил горло.
Странный звук привлёк их внимание. То ли плач, то ли писк.
– Вроде кошка, – услышал Данилов голос Петра, одного из молодых. – Вон как надрывается. Как будто не жрала два дня. Сейчас я…
– Не тронь! – заорал Чёрный. Но, видя, что тот не слушает, а остановить его никто не успевает, крикнул уже всем: – Ложись!!!
Все упали на пол, потому что такими вещами не шутят.
И правильно. Грохнуло. Запахло едким дымом. Защипало ноздри.
Вслед за хлопком взрыва раздался страшный вой. Петруха катался по полу.
Дым быстро рассеялся – вытянуло через разбитое окно.
Заряд был мал. Криворукие ставили, непонятно из каких веществ.
Раненого обступили, а он всё выл, зажимая лицо. Наконец, его усадили на пол и убрали руки от изуродованной морды.
Ему бога надо благодарить: ещё немного – и полголовы бы снесло. А так… даже мозг не задет… окривел только и лицо избороздило, будто медведь подрал. А мог и совсем слепым остаться. Даже на Острове, не говоря уже про пустоши, много одноглазых, почти как на пиратском корабле. Младший вспомнил бармена Абрамыча и дворника Кутузова. Такой уж уровень медицины и частота травм.
Больше никого осколками не задело, только слегка оглушило. У Пузыря кровь текла из уха, остальные пошатывались.
И ведь повезло Петьке, как специально бронежилет надел, который и собрал на себя начинку из гвоздей и прочей металлической ржавой мелочи. А остальных бойцов он собой закрыл, хоть и не специально. Если бы шкаф открыл кто-то без защиты, был бы труп.
Обычно они лишнюю тяжесть не носили, у многих броники лежали в грузовиках с молчаливого согласия лейтенанта.
– Кото-мина, – произнёс Чёрный. – Не первый случай. А ты дебил, Петя. Душа у тебя добрая? Ну, смотри, как бывает с такими.
– Да я их, сук… – шипел покалеченный Петруха. – Давить буду!..
Все понимали, чего бедолага лишился. Он был бабник и красавчик. А теперь будет кривой и со шрамами по всему лицу. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но не такие уродливые. Косметическая хирургия в городе была, но в зачаточном состоянии. И к отсутствию глаза тяжело привыкать.
Ничего, переживёт.
Наёмник с костлявым лицом по прозвищу Живо-рез, исполнявший обязанности полевого фельдшера, наклонился и осмотрел рану.
– Повезло, что в глазу осколок остановился. Щас вытащим. Нельзя его там оставлять, он похож на иглу. Я его щипчиками… Да не ори ты.
Петруха не просто орал, он снова выл, и его держали втроём, чтобы позволить Живорезу извлечь посторонний предмет из глазного яблока. В грязную пепельницу на столе упал обрезок гвоздя без шляпки – весь в слизи и крови.
– Дошёл бы до мозга… там сантиметры оставались, пиндец был бы тебе, – объявил фельдшер. – Хотя у тебя мог пройти насквозь, а ты бы не заметил.
Пётр только ещё больше скривился.
Врач-недоучка обработал раны и замотал глаз. Кровь мигом проступила через серый застиранный бинт.
– Свечку в церкви поставь, что не насмерть, – похлопал пострадавшего по плечу Чёрный. – И впредь осторожнее будь. А мы теперь будем звать тебя – Циклоп.
– Да пошёл ты, – раненый оттолкнул его руку. – Пошли вы все на хер!
– Глаз уже не спасти, – заговорил прокуренным голосом Живорез, не обращая внимания на ругань. – Может, вытащат и стекляшку поставят. А может, зарастёт. Хотя бы свет различать будешь. Или не будешь.