Допрос

— Один? Уехали родаки-то? Я как знал. Привет. У меня разговор к тебе на пять минут.

Новиков стоял пред опером в трусах, и чувствовал себя отвратительно.

— Может, оденешься? — предложил опер, — А я тебя внизу подожду. Я там в машине. Ага?

Он назвал нерусскую марку, блатные цифры госномера, и вышел, бережно прикрыв за собой дверь.

Новиков, сам себя не помня, вернулся в комнату, упал на кровать и накрылся одеялом.

«Позвонить Лёшке? — подумал, — Ларке?.. Или этим, как их… защитникам прав? Полицию вызвать? И что я им скажу: ко мне приехал опер, ждёт меня в машине?»

Какое-то время Новиков лежал под одеялом, пытаясь убедить себя, что он спит. Ничего нет вообще, ничего не было.

Потом встал и начал одеваться.

Опер сидел и слушал музыку. Когда Новиков подходил, опер выдул дым в окно и радостно улыбнулся.

«Чёрт знает что», — подумал Новиков, с трудом не улыбнувшись в ответ.

Он уселся в машину, на заднее сиденье, опер сразу тронулся, мельком и непонятно взглянув в зеркало заднего вида.

В машине было тепло, бубнило радио, минуты три они ехали молча, Новиков иногда жмурился, ничего не понимая.

— Зачем актрису напугал? — спросил опер. По голосу было слышно, что он улыбается.

— Какую актрису? — быстро переспросил Новиков.

— А вот в том дворе, куда тебя опять зачем-то занесло. Чего ты ей орал, что она старая и слепая блядь?

Новиков не нашёлся что ответить, вспомнив свою недавнюю выходку.

— На самом деле, на вас указала жена дворника, — рассказал опер, голос его был ироничен и не злобен, — Совсем, кстати, не слепая. Тупая только. 150 кг веса, сидит у окна целыми днями… И она же нам сигнализировала, что ты приходил дважды. Один раз с этим твоим Алексеем, когда вы в какого-то крашеного чайником кидали… А потом без Алексея — когда ты актрису напугал. Так и будешь теперь в этот двор ходить, как, это… в музей? — опер снова посмотрел на Новикова в зеркало заднего вида, и глаза его были смешливы.

Новиков сидел молча, дыша через нос.

— На административочку потянет твоё деяние, — вдруг посерьёзнел опер, — Штраф вполне можно оформить, или сутки. Хотя, если с умом, то можно и на «хулиганку» раскрутить. Статья за «хулиганство», знаешь?

Новиков не отвечал.

— Хотя откуда тебе знать, — закончил опер серьёзно, — Ты ж не хулиганил ни разу в жизни.

Путь был недолгим, они остановились возле каменного, невысокого пристроя к гостинице.

Некоторое время сидели молча, опер будто забыл про Новикова. Потом очнулся.

— Вылезай, что ли, — сказал, — Пойдём, чего покажу.

Через минуту они спустились по ступенечкам куда-то вниз. В маленьком и тёплом фойе сидела женщина, вскинувшая подобострастный и приветливый взгляд на опера.

— Привет, Макаровна, — сказал опер.

— Приехали? — ответила Макаровна ласково, — А вас там ждут уже.

Прошли коридорчиком, и только тут, по запаху и шуму воды откуда-то из помещений, Новиков догадался, что они в сауне.

Опер раскрыл дверь, и, сделав короткий жест рукой, пригласил Новикова внутрь.

За большим столом сидело четыре девушки. Три в простынях, одна мокрая и голая.

Стол был обильно накрыт, хоть и недорогой, зато пахучей снедью. Высилось несколько бутылок шампанского, оттаивала водка, сбоку неприветливо стоял одинокий коньяк. Девки с замечательным аппетитом ели селёдку и утонувшие в майонезе салаты, причём одновременно все четверо курили.

Кто-то с грохотом и визгом бросился в бассейн.

Новиков скосил взгляд в соседнюю комнату и увидел, что, да, ещё одна девка, тоже без всего, плещется в воде. Груди её плавали на поверхности воды так обильно и наглядно, словно находились отдельно от тела. На краю бассейна стояла бутылка пива, пуская пену.

Никто приходу опера особенно не обрадовался, хотя его явно все узнали.

— С четырёх утра ждём, бес, — сказала оперу та, что сидела за столом голая.

— Сиди и не пизди, — сказал опер недовольно, — Выспишься, чего тебе делать ещё. Насосаться и спать. Как, бля, комар.

Одна из девок в простынях хохотнула — она, судя по всему, была самой пьяной.

— Какой с четырёх? — начала негромко выговаривать голой и недовольной третья девка, — Китайцы эти были до пяти… пока их не спеленали, — тут она посмеялась каким-то своим воспоминаниям.

— Корейцы, — поправила четвёртая, зевая так огромно, что в рот ей вполне вошло бы донышко бутылки из-под шампанского.

— В общем, вот — дорогой гость, — сказал опер, обращаясь сразу ко всем, — Оставляю вам его. Чтоб он ближайшие три часа чувствовал… полную радость жизни. Что б всё ему, как в первый раз.

Пьяная опять хохотнула.

— Может, ты Лёхе тоже позвонишь? — спросил опер у Новикова совсем по-свойски.

— Зачем? — спросил Новиков.

— Чего зачем? — удивился опер, — За тем. Девки все чистые, отдыхай. И позвони другу-то, не жадничай.

С тем опер развернулся и двинул к выходу.

Новиков вышел вслед за ним через минуту.

Опер о чём-то тёр с Макаровной. На Новикова воззрился удивлённо. Макаровна тактично стала рассматривать бортовой журнал сауны.

— За тапочками, что ли? — спросил опер.

— Ой, тапочки-то я и забыла, — сказала Макаровна, — Сейчас выдам. И халатик, и полотенце. А венички я занесла уже.