Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

- А если нельзя? - возражает Мигель.

- Не понимаю почему?

- Если этот мужчина должен стать священником?

Женщина улыбнулась, огляделась осторожно и, убедившись, что их никто не подслушивает, тихо сказала:

- Разве нынче священник или монах отказываются от радостей жизни из верности уставу? Это всего лишь вопрос денег. Разве я не поставляю ежедневно моих лучших девушек вельможам церкви? Взгляните на ту красавицу, что беседует с маркизом Игнасио. Ее зовут Эмеренсиа. Каждую неделю за ней приезжает закрытая коляска его преосвященства дона Викторио де Лареда.

- Что вы сказали?! - Мигель вскочил, как ужаленный. - Архиепископ?..

- Тише, ваша милость, - напоминает женщина. - Это так. Конечно, по внешности все выглядит несколько иначе. Эмеренсиа еженедельно отвозит его преосвященству корзину прекрасных цветов из моего сада, понимаете? А если она там задержится на часок-другой, то какая в том беда?

Мигель смотрит на Руфину, вытаращив глаза, - он не в силах поверить ей.

- Как?.. Дон Викторио - и девка из публичного дома...

- Это минутная прихоть, я знаю. Ведь у его преосвященства есть любовница, которой он купил дворец за стенами города. Ну, что ж - иногда ведь и ему хочется перемен. Это так человечно, не правда ли? Впрочем, мне кажется, Эмеренсиа уже не доставляет ему такого удовольствия, как месяц назад. Придется поискать другую красавицу. Дело есть дело, и это для меня не хуже всякого другого. Требования мои не чрезмерны, я живу скромно и неприхотливо...

Ложь ее была разоблачена тут же: откуда-то подбежала к ней девица и шепнула столь неосторожно, что Мигель расслышал:

- Граф Манфредо снова пришел с просьбой о займе... Ему нужно триста золотых. Процент, говорит, вы сами назначите...

- Пусть подождет, - сказала Руфина и повернулась к Мигелю. - Меня призывают дела, я покину вас ненадолго. Но прежде советую вашей милости забыть угрызения совести и выбрать лучшее из красоты, что вам предлагает жизнь. Вон Марселина, самая прелестная из моих девушек. Простая, как полевой цветок, очаровательная, как курочка, нежная и игривая, как котенок. Она у меня всего лишь три дня. Марселина!

Девушка подбежала:

- Что угодно, сеньора?

Руфина подняла ей юбку высоко над коленями.

- Видали ли вы ноги красивее, сударь? Погладьте ее. Крепкая, налитая, как персик. Гладкая, как атлас. И хотя еще так молода, знает много любовных чар. Рекомендую вам ее, дон Мигель. По-моему, вам нужно лекарство от неутоленности.

Девушка засмеялась, притворно стыдясь.

Злополучный смех! Он добавил в желчь Мигеля отвращения к этому вертепу порока. Мигель не видит прелестей Марселины - в глазах его темно от гнева, он чувствует себя оскорбленным и возмущенным. Вино, пробуждающее в мужчинах веселье и страсть, в нем пробуждает неистовство. Его натура, все его воспитание восстают против этого. Семена, брошенные Трифоном и матерью, пали на почву гнева.

Мрачный, встает он, и с бледным, осунувшимся, злым лицом подходит к девушке.

- Взгляните на нее, - говорит он ледяным, трезвым тоном. - Она крепкая, налитая, как персик. Знает тысячи любовных чар. Маняще улыбаются ее глаза, созданные, чтобы отражать великолепие неба, но улыбка маскирует бесстыдство, и в зрачках ее отразились лица распутников. Женщина! Сочетание плоти и похоти, которая кричит: купите меня! Ломоть хлеба, от которого за деньги волен откусывать всякий, оставляя на нем свою слюну. Одну мысль лелеет эта красота: блудить, выманивая деньги. Для того ли сотворил ее бог? Для того ли дал ей красоту?

- Верно, верно! - кричит Паскуаль. - Женщина - источник греха и падения!

- Стойте! - перекрикивает его Николас. - Не хулите девушку! Если нет у нее невинности, зато есть чувства! Не оскорбляйте ее!

Но Мигель, в фанатической предубежденности своей, забывает о рыцарственности и человечности.

- Глядите! - страстно продолжает он. - Вон та, и та, и та - и это женщины? Девушки? Творения любви? Они думают - достаточно повесить четки над ложем, и скроешь от божьего ока свою нечистоту? Ступай! - с отвращением говорит он Марселине. - Прочь с глаз моих, потаскушка!

Марселина скрылась. Зал притих, внимательно слушает.

- Бог милосерд бесконечно, - продолжает Мигель. - Но как вы хотите, чтобы он был милосерд к вам, участникам этих грязных безобразий...

- Я в них не участвую! Я только пью, сеньор!..

- ...чтоб он был снисходителен к вам, топящим в пьянстве последнюю каплю рассудка?

- О боже! - содрогается Николас. - Вот уж верно - утопил я свой рассудок...

- Вы - плевелы земли, дармоеды, бегущие своего предназначения, целей своих, бегущие к пьянству и разврату! - гремит Мигель словами Трифона.

- Мигель, - взмолился Альфонсо, - умоляю тебя, хватит...

Но голос Николаса Санчеса Феррано заглушает его:

- Нет! Пусть говорит! Этот человек прав! Он - святой, господа! Святой сошел к нам, и я узнал его! Я ноги тебе целовать буду, святой человек!

Николас бухается на колени перед Мигелем, бьется лбом об пол, кричит со слезами: