Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Эннсли потерял свою привлекательность; Харроу казалось теперь менее ненавистным. Мучительное подчинение старшим ученикам теперь не грозило Байрону. Доктор Друри простил Байрону трехмесячную отлучку и взял его, в числе нескольких других, к себе в ученики по греческому и латинскому языкам. Друзья Байрона, когда-то вместе с ним подвергавшиеся истязаниям старших, теперь так же, как и он, стали законодателями. Он приобрел право пользоваться услугами младших. Но не позволял себе третировать их, как когда-то третировали его. Он окружал себя красивыми детьми; ему доставляло удовольствие покровительствовать этим маленьким слабым созданиям, что льстило его самолюбию и удовлетворяло потребность в нежной привязанности. Лорд Клэр был его любимцем, он дружил также с герцогом Дорсетским, с лордом Делавэром и маленьким Уингфильдом. Он защищал их от своих одноклассников. Уильдмэн занес лорда Делавэра в свой список провинившихся.

— Уильдмэн, — сказал ему Байрон, — я вижу Делавэра в вашем списке. Я прошу вас, не бейте его.

— Но почему?

— Почему? Право, не знаю. Может быть, потому, что я в нем вижу себя. Во всяком случае, прошу вас этого не делать.

Школьный престиж Байрона возрастал. Его выбрали публично декламировать на традиционном празднике в Харроу. Лорд Байрон: Latinus ex Virgilio — стояло в программе. Все знали, что он пишет стихи. Когда он поднимался по узенькой тропинке на кладбище, учителя и ученики ласково и благожелательно смотрели, как он бредет к своей излюбленной могиле. Доктор Друри угадал в нем гения, поэтому даже самые насмешливые из учеников снисходительно относились к его фантазиям. Многие открыто преклонялись перед ним:

Веселая толпа
Была со мной и слушалась меня;
В веселой суете, в забавах шумных
Я был советчик и помощник верный.

За что же его любили? Может быть, за то, что он был требователен в дружбе. Его неизменная захватывающая искренность и сумасбродный характер волновали, как может волновать женщина. Внезапные смены настроения поражали, отношения в дружбе отличались бурным характером. Он обманулся в любви и искал прибежище в другом чувстве, внося в него ту же страстность. «Дружба, которая в обычной жизни едва заслуживает название чувства, становится страстью в монастыре», — подчеркнул он в своем Мармонтеле. Дружеские чувства Байрона к его любимцу, лорду Клэру, проявлялись неровно и порывами. Он был ревнив, требователен и пылок. На уроках несколько раз в день старшеклассник Байрон и маленький Клэр писали друг другу письма. Байрон упрекал Клэра в том, что тот поступил ужасно, назвав его «милый Байрон» вместо обычного «милый, дорогой Байрон». Однажды он устроил ему сцену за то, что тот огорчился отъездом лорда Джона Расселя в Испанию. Иногда он вызывал ревность Клэра, заводя дружбу с другими мальчиками. Тогда Клэр становился мрачным. «Вы с некоторых пор так плохо относитесь ко мне, Байрон, и так ругаете меня всякий раз, когда мы с вами встречаемся, что я вынужден попросить объяснения, чтобы мне знать, хотите ли вы оставаться моим другом. За этот последний месяц вы меня совершенно покинули, по-видимому, ради ваших новых друзей. Но не думайте, что я всегда буду вас умолять (потому что у вас сегодня один каприз, а завтра другой) или поступать так, как поступают другие мальчики, чтобы вернуть вашу дружбу; не думайте также, что я дружу из-за выгоды, потому что вы старше меня. Нет, этого не было и никогда не будет. Я не хотел ничего, только быть вашим другом, я ваш друг и сейчас — если только вы не будете больше ругать меня всякий раз, как мы встречаемся».

Эта ревность шевелила в Байроне более глубокое чувство — прежнюю любовь к Утренней Звезде Эннсли. Брачная аллея, большие глаза, задумчивая серьезность Мэри Энн снова вставали в его мечтах. Горький осадок желаний и сожалений! Как бы он хотел убить в себе, вырвать из своего сердца это мучительное чувство. Он выбирал книги, где о любви говорится равнодушно, с иронией или сарказмом; с увлечением читал со своими товарищами вольные стихи Томаса Литгля (псевдоним Томаса Мура), пользовавшиеся в то время популярностью. Вот именно так и следовало любить, искать страсти, а не чувства. Но воспоминания о телах, лежавших в лодке под низкими сводами скал, о жарких августовских днях на холме Диадем все еще были источником боли.

Пасхальные каникулы он встретил без всякой радости. Будучи в ссоре с лордом Грэем, он не мог поехать в Ньюстед; волей-неволей приходилось ехать к вдове-регентше, как он называл свою мать. Она уже не жила в Ноттингеме, а поселилась в нескольких милях от Ньюстеда в маленьком городке Саутуэлле. Она снимала скромный домик, носивший пышное название Бергэдж Мэнор. Местная аристократия её не принимала; им достаточно было увидеть, чтобы признать её вульгарной, неприятной и скучной. Горожане были более снисходительны; вдова-регентша поддерживала дружеские отношения с семейством Пигот, обитавшим в большом доме напротив нее.