Какое-то непонятное сложное чувство влекло его к кладбищу, тревожила мысль о смерти. Напуганный в детстве бесконечными рассказами о преисподней, он утешался мыслью, что мертвые покоятся сном без сновидений в этом тихом приюте, под бледной листвой вязов, колыхаемой ветром. Он только что узнал о смерти своей двоюродной сестры, красавицы Маргарет Паркер, она умерла пятнадцати лет; когда-то он называл её «самым прекрасным существом, в котором все мимолетность». Он вспоминал её черные глаза, длинные ресницы. А теперь это хрупкое тело, которым он так любовался, положили в гроб и закопали в землю. Он удивлялся чувству сладостной горечи, которое пробуждали в нем эти печальные воспоминания. Его мечтательное настроение находило выход в ритмических фразах.
Школьники, проходя мимо, показывали издалека на Байрона, сидевшего на «своей» могиле. Он знал, что вызывает удивление, а от удивления недалеко до восхищения. В его мечтательной грусти была доля кокетства.
VI.
УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА
Ньюстед, ты старостью глухой сражен,
А был ты создан королевским покаяньем,
Служил ты склепом рыцарей, монахов, жен,
Чьи тени бродят вкруг твоих развалин.
В апреле 1803 года Ньюстед был сдан в аренду на пять лет лорду Грэю Рэсину, молодому человеку двадцати трех лет. Байрон должен был вступить во владение наследством в год своего совершеннолетия. Миссис Байрон осталась жить в Ноттингеме по просьбе сына, которому хотелось быть поближе к своему любимому аббатству. Но когда наступили летние каникулы, лорд Грэй предложил Байрону провести лето у него в Ньюстеде, и Байрон с восторгом согласился, к большому негодованию матери: «Хороша награда! Я осталась в Ноттингеме, чтобы доставить ему удовольствие, а теперь он ненавидит этот город».
Ему не так был ненавистен Ноттингем, как общество матери, но, кроме того, мог ли он отказаться от счастья пожить в Ньюстеде? С какой радостью он снова увидел озеро, аббатство и черную тиссовую аллею. Лорд Грэй, зная, что он здесь хозяин ненадолго, оставил все в запустении, но в самой нищете этих прекрасных развалин была печаль, привлекавшая Байрона. Ветер свистел под сводами крытых дворов; в саду чертополох и цикута буйным ростом заглушали розы; по вечерам летучие мыши влетали в окна церкви, где триста лет назад хор монахов пел литании Пресвятой Деве. Он разыскал в парке дуб, который посадил шесть лет назад, когда первый раз был в Ньюстеде. Маленькое деревцо росло. Это доставило ему большую радость. Он любил таинственные предзнаменования и полушутя-полусерьезно сказал, что судьба его отныне будет связана с этим дубом: «Если ему будет хорошо, будет хорошо и мне».
Среди этих развалин он любил вспоминать своих предков: Джона Байрона, участвовавшего в крестовых походах, Поля и Губерта, погибших в долине Крэси, Руперта, сражавшегося при Марстен-Муре; все, когда-то такие же юные, как он, мечтательные, пламенные и нежные, а теперь — скелеты, пыль, глина и призрачные тени.
Но самым большим очарованием этих мест было соседство с Эннсли, большим поместьем, родственным Ньюстеду, приютом мисс Мэри Чаворт, внучки мистера Чаворта, жертвы знаменитой дуэли. Байрон познакомился со своими соседями из Эннсли в Лондоне. Чаворты, само собой разумеется, были в ссоре со Злым Лордом до самой его смерти, но у них не было никаких причин относиться враждебно к пятнадцатилетнему мальчику, не имевшему никакого отношения к этой истории. К тому же мистер Чаворт умер, его жена вышла замуж второй раз, и её дочери, мисс Мэри Энн Чаворт, не за что было сердиться на юного кузена, восхищавшегося её красотой.