Дон Жуан

Двумя-тремя владея языками,
Он сей блестящий дар употреблял,
Чтоб нравиться любой прекрасной даме,
Но вот стихов, к несчастью, не писал.
Изъян досадный, согласитесь сами!
Мисс Мэви Мэниш — юный идеал
И леди Фриски звучными сонетами
Мечтали по-испански быть воспетыми.

54

Апломбом и достоинством своим
Он заслужил почтенье львов столичных.
В салонах промелькнули перед ним
Десятки сотен авторов различных,
Как тени перед Банко… Слава — дым,
Но, по расчетам критиков двуличных,
«Великих литераторов» сейчас
Любой журнальчик расплодил у нас!

55

Раз в десять лет «великие поэты»,
Как чемпионы в уличном бою,
Доказывают мнительному свету
Сомнительную избранность свою…
Хотя корону шутовскую эту
Я ценностью большой не признаю,
Но почему — то нравился мильонам
И слыл по части рифм Наполеоном.

56

Моей Москвою будет «Дон-Жуан»,
Как Лейпцигом, пожалуй, был «Фальеро»,
А «Каин» — это просто Мон-Сен-Жан…
La belle Alliance[62] ничтожеств разной меры
Ликует, если гибнет великан…
Но все или ничто — мой символ веры!
В любом изгнанье я утешусь им,
Будь даже Боб тюремщиком моим.

57

Скотт, Мур и Кэмбел некогда царили,
Царил и я, но наши дни прошли,
А ныне музы святость полюбили,
Взамен Парнаса на Сион взбрели.
Оседланный попом. Пегас весь в мыле
Плетется в одуряющей пыли;
Его ханжи — поэты поднадули,
К его копытам привязав ходули.

58

Но поп еще, пожалуй, не беда
Он все же вертоград свой насаждает,
Хотя, увы, от этого труда
Уж не вино, а уксус получает.
Бывает музам хуже иногда;
Их смуглый евнух Спор одолевает
Вол стихоплетства, тянет строки он
И на читателей наводит сон.

59

Вот Эвфуэс — мой нравственный двойник
(По отзывам восторженных приятелей).
Не знаю я, каков его язык,
У критиков спросите и читателей.
У Колриджа успех весьма велик,
Двух-трех имеет Вордсворт обожателей,
Но Лэндер с похвалой попал впросак.
Не лебедь Саути, а простой гусак.

60

А Джона Китса критика убила,
Когда он начал много обещать;
Его несмелой музе трудно было
Богов Эллады голос перенять
Она ему невнятно говорила.
Бедняга Китс! Что ж, поздно горевать.
Как странно, что огонь души тревожной
Потушен был одной статьей ничтожной.

61

Да, списки претендентов все растут
(Живых и мертвых!). Все в тревоге праздной,
Что обречен их кропотливый труд
Забвенью — смерти злой и безобразной.
Но я боюсь, что музы не найдут
Достойных в сей толпе однообразной:
Не мог тиранам тридцати своим
Бессмертье обеспечить даже Рим.

62