Дон Жуан

26

Но, к партиям отнюдь не примыкая,

Любую я рискую оскорбить.

Пусть так; я откровенно заявляю,

Что не намерен флюгером служить.

Кто действует открыто, не желая

Других вязать и сам закован быть,

Тот никогда в разгуле рабства диком

Не станет отвечать шакальим крикам.

27

Шакалы! Да! Я имя им нашел,

Поистине достойное названье;

Случалось мне у разоренных сел

Их мертвенное слышать завыванье.

Но всех, как наименьшее из зол,

Шакал еще достоин оправданья;

Шакалы служат льву, я видел сам,

А люди - угождают паукам.

28

О, только разорвите паутину

Без паутины их не страшен яд!

Сплотитесь все, чтоб устранить причины,

Которые тарантулов плодят!

Когда же рабски согнутые спины

Все нации расправить захотят?

Защите поучитесь героической

У шпанской мухи и пчелы аттической.

29

О результате славного похода

Царице Дон-Жуан депешу вез;

Убитых - как траву, а кровь - как воду,

Ей доблестный фельдмаршал преподнес.

Великое побоище народа

Екатерину заняло всерьез:

Она, следя за петушиной дракон,

Своим лишь восхищалась забиякой.

30

И вот в кибитке скачет мой герой.

Не пользуйтесь проклятой сей коляской,

Особенно осеннею порой!

Но, увлечен грядущего развязкой

И вымысла заманчивой игрой,

Он только сожалел, намучен тряской,

Что не крылаты лошади пока,

А на сиденье нет пуховика.

31

Боялся он, что тряска, непогода

Его Леиле могут повредить;

Подобных рытвин и ухабов сроду

Не видывал герой мой. Как тут быть?

Царила там любезная Природа,

Дороги не привыкшая мостить,

А так всегда с угодьями случается,

Которыми сам бог распоряжается.

32

Ведь бог, как всякий фермер - дворянин,

Аренды не платя, живет без дела;

Но в наши дни, по множеству причин,

Дворянское сословье оскудело,

И вряд ли фермер вылечит один

Цереры обессиленное тело:

Пал Бонапарте - волею судеб

Монархи падают с ценой на хлеб.

33

Итак, Жуан на пленницу глядел,

От всей души турчаночку жалея.

Кровавые холмы из мертвых тел

Я описать с восторгом не сумею;

Мне шах Надир давно осточертел!

Вы помните кровавого злодея:

Весь Индостан он думал покорить,

А не сумел обед переварить!

34

Как хорошо из черной бури боя

Созданье беззащитное спасти!

Такой поступок юному герою

Способен больше пользы принести,

Чем лавры с окровавленной листвою,

Воспетые кантатах в двадцати.

Когда сердца людей хранят молчанье,

Все клики славы - праздное бряцанье.

35

Поэты многотомно-многогласные,

Десятки, сотни, тысячи писак!

Вы ложью увлекаетесь опасною,

Вам платит власть, чтоб вы писали так!

То вы твердите с пылкостью напрасною.

Что все налоги подлинный пустяк,

То на мозоли лордов наступаете

И о "голодных массах" распеваете.

36

Поэты!.. Что бишь я хотел сказать

Поэтам? Не припомню, ей-же-богу.

Забывчивостью начал я страдать...

Хотелось мне лачуге и чертогу

Совет сугубо нужный преподать.

А впрочем, это лишняя тревога;

Особого убытка миру нет

В том, что пропал бесценный мой совет.

37

Когда-нибудь отыщется и он

Среди обломков рухнувшего зданья,

Когда, затоплен, взорван, опален,

Закончит старый мир существованье,

Вернувшись, после шумных похорон,

К первичному хаосу мирозданья,

К великому началу всех начал,

Как нам Кювье однажды обещал.

38

И новый мир появится на свет,

Рожденный на развалинах унылых,

А старого изломанный скелет,

Случайно сохранившийся в могилах,

Потомкам померещится, как бред

О мамонтах, крылатых крокодилах,

Титанах и гигантах всех пород.

Размером этак футов до двухсот.

39

Когда б Георг был выкопан Четвертый

Геологами будущей земли,

Дивились бы они - какого черта

И где такие чудища росли?

Ведь это будет мир второго сорта,

Мельчающий, затерянный в пыли.

Мы с вами все - ни более, ни менее

Как черви мирового разложения!

40

Каким же - я невольно повторяю

Покажется большой скелет такой,

Когда, вторично изгнанный из рая,

Пахать и прясть возьмется род людской?

О войнах и царях еще не зная,

Сочтет Георга разум их простой,

В явленьях разбираться не умея,

Чудовищем для нового музея.

41

Но я впадаю в тон метафизический:

Мир вывихнут, но вывихнут и я.

От темы безобидно - иронической

Уводит рассудительность моя

Бегите от стихии поэтической!

Всегда стремитесь, милые друзья,

Чтоб замысел был ясен, прост и верен,

А я менять привычки не намерен.

42

Я буду отвлекаться, так и быть...

Но в данный миг я возвращусь к роману.

Как сказано - во всю ямскую прыть

Неслась кибитка моего Жуана.

Но долгий путь вас может утомить,

И я его описывать не стану;

Я в Петербурге ждать его готов,

В столице ярко блещущих снегов.

43

Смотрите - в форме лучшего полка

Мой Дон-Жуан, Мундир суконный красный,

Сверкающий узор воротника.

Плюмаж - как парус, гордый и прекрасный,

Густые сливки тонкого чулка

И желтых панталон отлив атласный

Обтягивали пару стройных ног,

Какими Феб - и тот гордиться б мог!

44

Под мышкой - треуголка, сбоку - шпага,

Все, чем искусство, слава и портной

Украсить могут юную отвагу,

Цветущую здоровьем и весной,

Все было в нем. Не делая ни шагу,

Стоял он статуэткой расписной,

Как бог любви - ей-ей, не лицемерю я!

В мундире лейтенанта артиллерии.

45

Повязка спала с глаз его, колчан

И стрелы легкой шпагою сменились,

А крылышки - и это не изъян!

В густые эполеты превратились

Он был, как ангел, нежен и румян,

Но по-мужски глаза его светились.

Сама Психея, я уверен в том,

Признала б Купидона только в нем.

46