Домой

В подъезде столкнулся с соседкой, странной женщиной лет пятидесяти, в любую погоду носящей огромную красную шляпу. Когда-то она приютила в подъезде семейство кошек и поселила его в картонной коробке на лестничном пролёте между первым и вторым этажами. И вот сейчас она, как и обычно, распевно, с совершенно идиотским выражением, вела беседу с несчастными животными.

– Вы хотите мне сказать, что вы голодны? Да, Маркиза? А не пробовали ли вы достать себе пропитание честным трудом? Как говорил ещё покойный Владимир Ильич Ленин, кто не работает, тот не ест! Царствие ему небесное! – она перекрестилась, а, заметив проходящего мимо меня, посмотрела с вызовом, будто ожидая какой-то реакции.

Я постарался сделать вид, что настолько погружён в мысли, что вообще никого не заметил. Она ещё тараторила то ли мне вслед, то ли своим кошкам что-то про профсоюзы и трудовую повинность, а я, не останавливаясь ни на секунду, дошёл до двери, открыл её и вышел на улицу.

Холодный дух поздней осени тут же охватил с ног до головы. Я выдохнул и посмотрел на клубок пара, вылетевший изо рта. В тусклом свете фонаря он быстро затерялся.

Я неохотно пошёл вперёд. Сегодня нужно было идти на работу – ужасно не хотелось, но я, как обычно, себя заставил. Времени до начала рабочего дня оставалось ещё много, поэтому решил пойти пешком.

Я не мог ходить по улицам в людное время – при виде толпы мне всегда хотелось убежать и закрыться в каком-нибудь укромном и тёмном месте. Но сейчас, перед рассветом, шагающих фигур вокруг было совсем немного, тем более в темноте я не мог различать их лица, что также помогало воспринимать окружающих как нечто безликое и не такое враждебное.

Утренний город, освещаемый лишь работающими через раз фонарями и иногда проезжающими в разные стороны усталыми машинами, неохотно и медленно копошился. Я механически шёл вперёд и думал о чём-то настолько неопределённом, что эти мысли невозможно было уловить уже через мгновение после того, как они промелькнули в голове.

Когда начало светать, я поднял голову на небо. Сразу же во мне оживились воспоминания из раннего детства.

Утро. Рассвет. Выпал первый снег, и папа везёт меня на санках в детский сад. Кажется, будто светло-серое небо тает и распадается на тысячи снежинок, которые потом падают на землю и мне на щёки. Мир кажется ещё, хоть и неизвестным, но безопасным и даже каким-то интересным.

Я насильно оборвал в себе эти воспоминания. Знал, что, если этого не сделать, то они захватили бы меня и я погряз бы в этих мыслях, как в густом, тёмном и тёплом болоте, и не смог бы ещё долго собраться ни для чего.

Так что я специально сосредоточил всё внимание на том, чтобы просто идти и смотреть на дорогу. Череда плиток двух цветов – серого и грязно-бардового – завораживала: я как-то машинально старался не наступать на пересечения между ними, а когда всё-таки наступал, то будто бы чувствовал эти пересечения ступнями сквозь подошвы. Когда плитка сменилась асфальтом, я снова взглянул выше: впереди за домами показалась огромная, сверкающая всем своим безвкусием вывеска «ГУЛЛИВЕР». Я на мгновение остановился от нахлынувших тошнотворных ассоциаций, но потом взял себя в руки и после очередного усилия всё-таки продолжил идти.

Спустя пару минут я оказался у входа в это тёмно-коричневое здание с зеркальными, чуть синеватыми стёклами, поразительно мутно отражающими небо. Чуть поодаль стоял огромный пластмассовый мужик в шляпе, при виде которого часто от испуга плакали дети. С привлечением покупателей эта несуразная громадина, очевидно, не справлялась, но это, видимо, никого не волновало.

Поднимаясь по ступенькам ко входным дверям, я подумал о том, что, если сейчас не купить какой-нибудь еды, то к концу дня у меня опять помутнеет в глазах и закончатся силы. Поэтому, миновав со скрипом раздвинувшиеся автоматические двери, я направился в супермаркет, вывеска которого истерично мигала, не давая посетителям прямо с порога шанса быть незамеченной.

В супермаркете всегда горел ужасно яркий свет, будто бы бьющий каждую секунду по глазам. Заходя, я достал из рюкзака солнечные очки и надел их, стараясь не обращать внимания на таращившегося на меня охранника. Несмотря на то, что торговый центр только открылся, в супермаркете было уже полно людей. Я старался идти, прижимаясь к стенке, чтобы никак с ними не контактировать.

Супермаркет мне всегда напоминал странный лабиринт, который как будто облили откуда-то сверху сразу всеми красками одновременно. Череда пёстрых упаковок поднималась с нижних полок всё выше к ярко-красным табличкам, кричащим о скидках и супер-предложениях – от всего этого рябило в глазах. Очки всё же немного помогали, так что в этот раз я старался не сбиваться с мысли и не забывать, зачем сюда пришёл.

Когда я свернул из очередного витринного коридора к боковой полке с хлебом, то увидел двигающуюся мне навстречу женщину в ярко-рыжей шубе и плетущуюся где-то вокруг её ног девочку. Женщина шла быстро, но при этом непрерывно смотря в одну точку. Вдруг она остановилась и совершенно отрешённо спросила у девочки: