Домой

Первое время после смерти родителей я иногда приходил к нему – бродил по двору, где когда-то играл и катался на велосипеде, рассматривал узоры на тротуаре, на котором когда-то сам рисовал цветными мелками, и заглядывал в окна, которые когда-то были Нашими. Мимолётное облегчение от возвращения в любимое место тут же сменялось горьким осознанием необратимости потери. Отчаяние захлёстывало с такой силой, что я каждый раз возвращался оттуда в истерике, и вскоре запретил себе эти походы. Уже несколько лет я строго соблюдал запрет и не видел Жёлтого Дома.

Но теперь я почувствовал такую невыносимую усталость от постоянных попыток держать себя в руках, что решил позволить себе пойти туда, куда меня тянуло. В конце концов, какой был смысл в этом самоконтроле, если я уже совершенно не видел ни малейшего смысла в своём существовании?

Наконец направившись сейчас к Жёлтому Дому по дороге, каждая деталь которой будила в памяти бережно хранимые образы из детства, я с головой занырнул в море своих самых дорогих воспоминаний. Яркие картинки стали быстро сменять одна другую, словно кадры диафильмов.

Вот мы с мамой готовим вместе салат к Новому году – я случайно добавляю в него слишком много майонеза, и мама, смеясь, говорит гостям, что салат получился чуть более калорийным, чем планировалось. Вот папа во дворе учит меня кататься на велосипеде – я несколько раз падаю, но каждый раз тут же поднимаюсь и пробую снова – и вот я уже уверенно выезжаю из двора и катаюсь по всему району. Вот мы все вместе сидим на диване с мягкими подушками, смотрим по телевизору какой-то смешной фильм и хохочем…

Из череды воспоминаний меня вытолкнул раскатистый грохот, который стал слышен, когда я уже подходил к Жёлтому Дому. Пугающие звуки, безжалостно разрушавшие поздневечернюю тишину, вызвали у меня панику. По мере того, как я приближался к Дому, грохот становился всё сильнее, и, вторя ему, всё сильнее билось моё сердце. Когда я смог разглядеть впереди огромную оранжевую машину в облаке пыли, я побежал. Пугающие мысли прыгали в голове, и мне было страшно остановиться и рассмотреть каждую из них в подробностях. Поэтому я просто бежал. Бежал, сбивая дыхание. А когда добежал, увидел именно то, чего боялся больше всего.

Огромный бульдозер длинным изгибающимся ковшом разрушал Жёлтый Дом, кромсая стены и с грохотом сваливая их на землю. Всё вокруг заволакивали густые тучи тёмно-серой пыли, в которых тонул даже свет фонарей. Увидев это, я закричал.

Когда рухнул очередной кусок стены, у меня подкосились ноги и я тоже упал вниз. Лежал, уткнувшись лицом в асфальт, и кричал. С каждым новым оглушающим ударом на меня будто сваливалось небо и припечатывало всё сильнее к земле. Я непрестанно орал, пытаясь перекрыть то ли этот шум, то ли осознание того, что это Конец.

Я орал долго, будучи в полном беспамятстве, перестав понимать, сколько проходит времени и меняется ли что-то вокруг. Орал, пытаясь извергнуть из себя беспросветный ужас, разрывавший меня изнутри на кровавые лохмотья, но с криком он лишь немного вылезал наружу, тут же заново вонзаясь в меня своими ядовитыми зубами.

Потом я сорвал голос. По наступившей тишине понял, что снос дома закончился. Или это я потерял слух?..

Я лежал среди обломков, не в силах больше издать ни звука. Ещё продолжали бесшумно течь слёзы, заполняя солёными струями мои нос и рот, не давая дышать.

Где-то вблизи послышались грубые возгласы и гнусавый смех. Вдруг я почувствовал сильную боль в животе, а потом и в других частях тела – понял, что меня бьют. Боль вспыхивала то там, то там. Ничего не понимая, я съёжился и отключился.

Сначала я оказался в каком-то безвременье, плавая в густой чёрной пустоте. А потом что-то потащило меня за руки наверх. Я не мог разглядеть ничего отчётливого – лишь тёмный силуэт на лиловом фоне, который, подняв меня, прислонил к себе. Знакомым голосом прозвучало сочувственное «Как же ты так», и меня куда-то поволокли.

Очнулся я в тёплом помещении с приглушённым светом под тихое бурление воды в электрочайнике. Передо мной был деревянный стол, покрытый изрезанной клеёнкой с цветочками. Оглядевшись вокруг, я понял, что это была чья-то кухня.

Из-за двери показался Рома.

– О, ожил! – радостно воскликнул он. – Сейчас буду тебя лечить.

Он подошёл к столу и положил на него кулёк, сложенный из тетрадного листа в клетку. Отключив электрочайник, Рома сел на табуретку напротив меня.

Я посмотрел на свои руки – они были все в синяках. Рома ответил мне сочувствующим взглядом.

– Угораздило же тебя нарваться на каких-то выродков! Ну ничего, сейчас станет хорошо…