До машины мы с Мартой дошли молча. Чувствовала ли она моё состояние, моё разочарование? Наверно, да. Между женщинами эти рецепторы распределены в огромном, но беспорядочном состоянии. Я засуетился в поиске высокой позиции, чтобы на мысленном уровне сгенерировать эмоциональное состояние, которое передастся и закрепится в Марте как знание, что моё разочарование проигрывает моему отношению к этому. Уже этого должно было оказаться достаточно, чтобы перестать ей терзаться, заручиться моей поддержкой, преисполниться надеждой. Но с каждой секундой понимал, что не в силах это сделать. Она меня делала. Делала своей слабостью, своим неудавшимся свойством - закваска из эмоций приводила у неё к параличу интеллекта, это исключало диалог. Она оказалась женщиной, слишком пасующей перед неурядицами. Женщиной, для которой спасением является ни свет в конце тоннеля, но проливающийся свет.
Я отбросил эмоциональную составляющую, оставив лишь информацию, и мне стало легче. Мысль первая - не думать о Марте плохо.
Когда мы сели в машину, я, улыбаясь, сказал:
- Марта, зачем ты так выразилась? Я о толщине полоски, когда речь идёт о девушках.
- Нет уж, извини. Я изначально говорила, что я не подхожу на эту роль, и продолжаю настаивать на этом. Но ты ж сейчас скажешь, что мне не о чем беспокоиться? А я беспокоюсь. О тебе беспокоюсь. И о нас. Я всё тебе испорчу, но самое неприятное, что нам.
- Как, господи? Я что, что-то тебе такое сказал? Я просто спросил, зачем ты выразилась шуткой ниже пояса?
- Это была не шутка. Я действительно так думаю. Но я ни этого боюсь. Пойми, чем больше мужчина проводит времени с женщиной, тем больше они должны рассказывать друг другу о своих мыслях и переживаниях, если они хотят иметь эротическое настроение. У нас начинает происходить так, что мы начинаем с тобой видеться всё больше и больше, а общения, нужного нам, не прибавляется. А значит, у кого-то из нас начнут появляться ревность и обида.
- А, это твоя теория ежей?
- Смотри-ка, запомнил.
- Ладно, там будет видно. Я хочу ждать от тебя письма по поводу следующей встречи.
Марта покачала с разочарованием головой и уставилась в окно. В продолжение остатка времени, проведённого с Мартой в этот день, мы всё больше говорили о делах, у нас ничем не получалось развеселиться, и меня это сильно тяготило. Мне пришлось отставить в сторону свою жизнерадостность, я стал жёстко собран и целенаправлен, в общем, сделал всё, чтобы она поняла, что имеет дело с сильным и умным человеком, способным её удивлять и нравиться ей, но и этим не смог добиться желаемого. Марта скукожилась внутри, словно потревоженная гусеница, и все усилия развернуть её не несли никакого результата.
Покидая Марту, на прощанье я ещё раз напомнил ей о своём желании получить от неё «нужное» письмо, и она ответила: «Хорошо». Я с грустью и стыдом осознал, что произношу последнюю фразу, будто с вымаливанием. И какую ж жалость к себе я ощутил после её ответа! Может я когда-то и переживал что-то подобное, но оно напрочь было забыто. Сейчас мне казалось, что я впервые испытываю такие потрясения. И мне это, да, пришлось не по душе. Я изо всех сил старался оттолкнуть от себя мысли о своём униженном положении, пытался объяснить всё через возникшие непривычные для Марты обстоятельства, но меня пугала перспектива не разрешения вопроса до пятницы, более того, мне уже завтра надо было, чтобы Марта обрисовала, чего бы ей хотелось поиметь в пятницу, чтобы я успел всё организовать, и если завтра я ничего определённого не получу, у меня будет очень плохое настроение, у меня его вообще не будет. Но я ж не знаю, что это такое! Или забыл? Я вспомнил всех, кто когда-либо сказал мне «забыл», а я им в ответ «плохо, когда не знал, а ещё и забыл», а сейчас мне пришлось напрячься, чтобы исключить «плохо, когда забыл, но знаешь». К чёрту всё. Любые заблуждения и себяобман, в настоящий момент, это попытка разума найти нестандартное, иррациональное решение – это истина. Марте надо помочь – это задача.
Я оставил Марту осваиваться на её рабочем месте, а сам решил отправиться домой хорошенько подумать.