Доминант

Марта никогда не притворялась и не выказывала реакции большей, чем ту, которую переживала. И вот она постанывала. Постанывала так, что было приятно смотреть, а каждая уходящая секунда провожалось с тоской. Марта не заставила мужчину долго себя ждать. Разжав руку, отпустив массажный стол, она накрыла ладонью его член, прижав его к красной кушетке, и стала его гладить. Здесь я шагнул вообще в другой мир. Я, вдруг, резко испытал какое-то животное возбуждение. Запредельное, мечтательное. Во рту пересохло. Вот редкие моменты жизни! Мозг перестал соображать. Всё что происходило, и всё, что начинал хотеть сделать я, думалось мной, как вещи постыдные, но в тоже время всё это не могло не произойти. Если я не сделаю это сейчас, то когда? Какую сказочную предрасположенность к дикому, животному возбуждению, такому проклинаемому порой за совершаемое, но удерживающему прочнее прочного, вложил в нас Господь! И мы имеем право добиваться его каким угодно способом, главное, чтобы при этом ни одному из его созданий не делалось плохо, но наоборот, чтобы каждому участнику было только хорошо, одинаково хорошо, чтобы по воле...

Я присосался к губам Марты, косясь на её руку, с которой во мне всё началось, и которой она уже вовсю работала, не стесняясь доставить удовольствие чужому мужчине. Мне захотелось, чтобы и мне она сейчас же стала так делать, и стоило мне только об этом подумать, как я ощутил её руку.

Я бы ещё поиграл с Мартой, как кошка с мышкой, вернее, как один из двух котов с мышкой, но тот, второй, стал поворачивать Марту к себе и раздвигать ей ноги. Дальше уже не было никакого смысла что-то думать, придумывать, выдумывать… Кофе, бренди, красивая обстановка… Сексуальная брюнетка, порнографические позы, о-очень нескромные жесты… Всё стало терять границы и наполнение. Осталась только она: отражающая своим промасленным, промассированным и возбуждённым телом тусклый свет ночного освещения; дающая и раздираемая сразу двумя; дышащая так, что ей, казалось, тяжело было дышать, и дыхание это было – дыхание возбуждения.

Марта издала стон, как при оргазме, и выгнулась, когда массажист притянул её поближе к себе за раздвинутые ножки, и без стараний и затруднений вошёл в неё, прижимая на неизвестный случай её за живот одной рукой к кушетке. Посыпались движения. Я прижал Марту за шею к массажному столу. Она не сопротивлялась, она подчинялась, она притихла, она давала. Удерживая её за шею, расстегивая джинсы, я вдруг вспомнил, как она совсем недавно выпячивала своё мнение относительно мною задуманного по поводу салона красоты. Я вспомнил, что не был с её стороны удасужен полной порцией восхищения и уважения. Я немного испугался, что агрессия, которая у меня тогда хотела возникнуть в связи с этим (всё-таки была она у меня тогда, а я думал, показалось), что эта агрессия сейчас вырвется и выльется в истязательства над Мартой. Я испугался, что она это почувствует, а почувствовав, никогда больше не сможет меня принять и вынести. Но остановиться уже не мог. Будто всё делалось за меня само. Руки сами с остервенением рвали ширинку джинсов, и в какое-то мгновение мне захотелось в последний раз взглянуть на Марту, обласканную до этого, потому что со следующего момента наступал «жесткач». И я, хоть и задумывался, а выдержит ли она это (напарник, между прочим, под стать), но что-то внутри меня накладывало полнейший «игнор» на эти мысли. И у меня не получалось сдержаться. Я с силой и на полную меру овладел Мартой, продолжая удерживать её за шею, удивляясь, как она справилась с приёмом меня, наблюдая, как она начинает принадлежать одновременно двоим, и стал захватывать для себя одно за другим воспоминание от каждого сильного движения или медленного погружения в неё. Марта завелась: её «сексоохотливое» прилежание выжгло в нас такт и умеренность, а беспричинные старания возбуждали до дикого желания «порвать» её. Обхождение женщины состоялось.