А Левония тока посмеивается. «А вы, – говорит, – еще и пруд выройте, где укажу, чтоб мне и купаться удобно было». Ну, мужики посудили, порядили – не зря колдовка про пруд-то сказанула, ой не зря! – да пришли к Левонихе на поклон – укажи, где нам пруд вырыть, чтоб и детям купаться, и бабам белье полоскать, и скотину поить, и рыба чтоб водилась. Рассмеялась Левониха. «Ну пошли, покажу, где копать вам года три придется. Тока метки возьмите, а то позабудете, а я второй раз указывать не стану».
Взяли мужики метки, да пошли за ней. Отошла Левониха от колодца своего метров сто, показала, как пруд вырыть, в каких границах да какой глубины. Да как сток сделать, рассказала. Пригорюнились мужики – маленький пруд-то больно получится. Но Левониха им и сказала: «То пруд бабам белье полоскать да ягоды мыть. Вот тута изладите мостки такие, а под ними вот этак сделаете, чтоб удобно было ягоду полоскать. А вот тама другие мостки сделаете, поширше гораздо, да пониже, чуть не вровень с водой, да палку приладите, на которую белье выполосканное вешать, покуда другое полоскается – хватит бабам воду перед собой в тряпках таскать, животы надрывать. Покамест полоскать станут, вода с тряпок и стечет. Все легче нести будет».
Пошли дальше. Отошли прилично, пока колдовка прутиком своим по земле-то все водила, да прутик тот слушала, а опосля и указала место. Где копать, как, сколько земли вынуть, а где и перешеек сделать. Все порассказала, пальчиком везде потыкала, где мостки ставить, особо указала. «Ройте», – сказала, да ушла.
Мужики три года те пруды рыли – но вырыли. Сперва-то они долго наполнялися. До первого полнолуния опосля того, как сказали ей, что готово все. А после полнолуния встали – пруды-то полные. Левония и туда жилы водяные повывела. И по сей день оба пруда, по ее указке сделанные, чистые да полные стоят, глаз радуют.
Шла по деревне Любовь Ивановна, пластиковыми бутылями чуть размахивала в такт шагам, по сторонам глядела, с людьми здоровалась, порой и останавливалась с кем: поговорить, былое вспомнить, а то и поругать кого – у кого забор облупляется – покрасить пора, чего ждут-то? А у кого трава возле участка не покошена – бурьян, значит, разводить станем, товарищи? А кто-то лавочку у забора новую сделал, да красивую какую – вот молодец, давно бы так, а то вона сколько идти, а присесть-то и негде было. А ты лавочку изладил, да хорошо-то как!
Так и дошла до старого колодца потихоньку. Прогулялась хоть, а то ноги что-то в последнее время болеть стали, отекать сильно. Вот и еще польза от колодца-то. Шла Любовь Ивановна и улыбалась. Спустилась по тропке, уж плиткой давно выложенной, стала колодец-то обходить, чтоб воды набрать – к деревне задом он стоял, лицом к солнышку – глядь, а крышка-то открыта. Что за безобразие? Покачала баба Люба головой, за крышку-то взялась, чтоб закрыть, да в колодец и глянула. А там… девчонка вниз головой, тока ноги торчат.
Испугалась баба Люба, баклажки свои бросила, заохала, запричитала, в тот же миг схватила за ноги девчушку да вытянула из колодца. Откуда и силы взялись! Покуда вытягивала, в голову-то стрельнуло – девчонка-то теплая еще, не остыла пока, мож, живая? Недавно свалилась?
Вытянула староста ее из колодца, поперек живота обхватила, голову ей свесила да на живот под грудью нажала. У нее вода изо рта и полилась. Баба Люба давай снова жать. Жмет ей на живот, встряхивает ее, вода из нее льется и льется… А сама думает: воду из желудка-то вылить мало, из легких-то тоже надо. А как? Села на лавку, что возле колодца была, девчонку на колени себе положила головой вниз, да давай ей на спину жать, где легкие – коленом грудь придавливает, рукой спину – авось выльется вода-то? Жала-жала, сама взопрела вся, и слезы по лицу бегут, и сама уж плачет в голос – и страшно, и девчушку жалко…
Вдруг котище огромный как сиганет с разбегу ребенку на спину! Баба Люба испугалась, отшатнулась от него, да и свалилась с лавки назад. И девчушку уронила. Та упала возле лавки и кашлять начала да воду отрыгивать…
Как только вышли за калитку, кот ускорился, его мяуканье стало более требовательным. Он словно торопил Юлю, настойчиво звал ее куда-то. Сгорая от любопытства, девушка тоже ускорилась, стремясь не отстать от странного кота. Но чем быстрее шла девушка, тем быстрее бежал кот, останавливаясь и требовательно мяукая, если та начинала отставать. В конце концов Юля перешла на бег.
Кот свернул к старому колодцу, откуда они с Леркой брали воду для питья. Юля, едва вписавшись в поворот, свернула за ним и увидела, как кот серой молнией метнулся к лавочке, на которой плачущая в голос баба Люба держала лежащую на ее коленях лицом вниз Лерку. Все произошло мгновенно. Юля еще не успела ничего осознать, как кот с разбега сиганул девочке на спину и, уронив ее с колен старосты, которая с испуга шарахнулась назад, оттолкнулся от спины падающего ребенка, и в прыжке… исчез. Лера упала на землю и, отрыгивая воду, тяжко, с рвотой, закашлялась, делая тяжелые, хриплые вдохи и снова сотрясаясь в спазмах.