Домик в Армагеддоне

Сидя тут, будто в декорациях закрытого на ночь театра, Фима переживал непонятное – тлеющее, но никак не разгорающееся чувство. Ни за что не желало оно быть опознанным. Выскальзывало. Досадно пробегало мимо. Расплывалось и таяло, безымянное, вредоносное. Цепочка обстоятельств, приведших его сюда, бесконечно случайна, эфемерна. Он больше не будет здесь никогда. Он здесь понарошку: завтра выйдет за ворота – и ни дома, ни Кости Крицына. Пфф – и облачка не останется, даже воспоминаний. И – почему так? – слова, звучащие здесь, в доме, которого завтра не станет, вроде бы оскорбительные, они почему-то не задевают по-настоящему.

Анестезия какая-то. Яд. Или просто нервы? Нервы, да.

Фима наконец рассмеялся:

– Слушай, такое дело… Признаюсь, мы на вас тоже как на больных смотрим. Вот как в Сочи на приезжих. Все вы ковыряетесь, все вам не то, все не так. И ничего вам всерьез не нужно. Страна не нужна. Для вас страна – вон, место для парковки, гектар гипермаркета – и чтобы спать не мешали.

– Как ты заряжен, – Костя покачал головой. – Да с чего это? С чего ты взял?

– Да так уж, взял.

– Все “страна” да “страна”. Откуда размах такой?

– От верблюда! Ковырятели. Вот вы ковыряетесь, ковыряетесь, ноете все, а что взамен-то можете предъявить? Боитесь, боитесь, боитесь. Всего боитесь. В великой стране, под Богом идущей, боитесь жить – ибо никчемность ваша в ее сиянии настолько очевидна, что не переживете вы, расплющит вас, как скорлупки на морской глубине. Православия боитесь. Новый у вас страх. Испугались, ротожопы!

Так вам! Еще бы! Православия – веры воинов божьих, воинов божьих, в первом ряду стоящих, – таким, как вы, бояться и нужно. Бойтесь! Православие – штрафбат, которому отступать не велено. Которому полечь суждено, чтобы другим дорогу расчистить. Вот и колотит вас, как салажат под обстрелом. Боитесь? Бойтесь молча.

– Фима, тебе сколько лет?

– А что, хочешь сопливым малолеткой назвать? Да слышали, слышали.

– Восемнадцать есть?

– Скоро. И что?

– Да ничего. Просто… Я в свои семнадцать сильно влюблен был, до умопомешательства. В одноклассницу Ниночку.

– И что?

– Да ничего! Вспомнилось. А ты местами совсем как Лешка мой говоришь. В чем-то ты прав, конечно. Я сам недавно подумал, знаешь… ничего-то я Алексею про его прадеда не рассказывал, нечего мне ему рассказать. Ничего не знаю я о Павле Крицыне, профессоре ботаники. А мог бы, мог бы разузнать, раскопать.

– А про Павла Самосвала – больше знаешь?

– Про кого?

– Про Самосвала. Ну как же… Павел Самосвал…

– А, который в “Титанике” миллион выиграл?

– Вот-вот.

– Да, пожалуй, – рассмеялся, растряс жиры. – Так ведь на каждом шагу этот Самосвал, в каждой рекламе. Книга вон вышла, “Спасенный Титаник”.

И притихли – будто выдохлись вдруг оба.

Надя ела курицу. Как голодная аристократка ела: проворно срезала ножом мясо с косточки, с задором орудовала вилкой. Что-то не замечал за ней Фима таких манер, когда жил у них.

Воспользовавшись паузой, Надя быстро проглотила кусок, сказала:

– Вкусно очень.

Наверное, уплетает так – будто в кино про дворян снимается – для того, чтобы внимание их привлечь, увести от опасного этого разговора.

– Да, давай уже, Фима, ешь, – и впрямь спохватился Костя. – А то как-то не по-людски: сам усадил, а сам… – и любезную мину сделал, как же, мол, тоже светскости не чужд. – Если мы… как вы говорите, семья… хм… временная, ночная… тогда можно и за едой поговорить. Иногда по-другому и некогда со своими-то поболтать, только за ужином.

Надя:

– Костя, а большие теперь проблемы с машиной?

– Да уж, – поморщился Костя. – Месячный оклад вынь да положь. Весь борт красить.

Это как минимум. Еще неизвестно, как цвет подберут.

Старается говорить помягче, как бы давая понять, что готов отодвинуть эту тему на второй план. Неужели все-таки его личная? Так ведь одинаковые были, и возле самой стройки.

Пауза на этот раз была длинная, каждый сам по себе молчал, уйдя в свои мысли.

Фима даже расслышал звук ходиков где-то в глубине дома. Настоящие допотопные ходики тут у него. Может, напольные какие-нибудь большущие часы.

Фима принялся за доставшуюся ему куриную ножку, Костя – за грудку. Взялся рассказывать:

– Машина хозяйская. Я в фирме “Глория Билд” работаю. Слыхали про такую? Я там в замах у Еремина. За “Платинум” отвечаю. Комплекс такой строится. Ну, неважно. На пару деньков всего одолжил машину, будь она неладна. У моей привод сломался.

Наладились, гады, машины собирать в “третьем мире”. В общем, привод лопнул. В ту ночь, как наколдовал кто, на “Платине” ЧП случилось. Саша Бесчастных, крановщик, напился, забирался наверх, ну и сверзился, обе ноги сломал. “Скорая” пока доедет…

Меня подняли, я примчался, чтобы его в больничку отвезти. Как вы, архаровцы, успели, не пойму. Вроде бы только на минуту отошел – что там до конторы дойти, метров сто… Сашу на носилках вынесли. А художество уже вот оно – нате любуйтесь.