Я пролистал пару стихотворений – хоть и не люблю Лермонтова, но его “Дума” и “Пленный рыцарь” весьма интересны – и перешел к поэмам. Прочитав отрывок “Демона”, я положил книгу обратно на то место, откуда взял, и снова начал бегать взглядом по авторам и названиям, высеченным на переплетах, остановившись на “Графе Монте-Кристо” старшего Дюма, но, оценив размеры книги, решил продолжить поиски подходящего чтения, дойдя до того самого гения споров и коротких рассказов – Эрнеста Хемингуэя.
Начав со “Снегов Килиманджаро”, я закончил на “Старике и море”, а за окном солнце уже клонилось к опушке леса, готовясь облить темнеющее небо парой пакетиков крови.
– Максим! – донеслось с входных дверей, – Ты дома?
– Да, – хрипло вымолвил я, пытаясь крикнуть, – Дома! Жив, здоров!
– Кушал что-нибудь? – бабушка появилась передо мной на пороге комнаты, облаченная в темно-синее платье с узором.
– А ты куда собралась?
– Дурень, я только вернулась. Ты тут один сидел все это время и даже про бабку ни разу не вспомнил? Я на работе была, уехала, когда ты там с дровами мучался, крикнула же тебе, что до вечера.
– А-а-а, точняк, ты же говорила… – а я и забыл.
– Ну так что, ел? Чем обедал то?
– Чем обедал?.. Ну, я… а сейчас не обед разве?
– Время видел? Или вы там в Москве только в шесть садитесь обедать?
– Да ну! Уже шесть? Я думал часа три только… зачитался немного, – я бросил законченный сборник рассказов на постель, заметив, что она до сих пор не заправлена.
Она подняла уголки губ в непринужденной улыбке, взглянув на Хемингуэя.
– Ожидала чего угодно, но только не такого объяснения. Я бы охотнее поверила, что ты все это время где-то кутил.
– Приношу свои глубочайшие извинения, – я скривил голос, чтобы стать похожим на человека высокой культуры, – Но такие низкосортные слова презрены моему словарному запасу.
Я ухмыльнулся и склонил голову, почтенно закинув руку за спину, вызвав легкий смех у бабушки.
– Эх ты, Пушкин! Идем обедать. Я там еще конфет привезла с собой, в сумке лежат.
– Да я не особо по сладкому, но если ты настаиваешь…
– Да-да, уж мне не жалко, но сначала плов доедим, не выкидывать же его.
– Ну тут не поспоришь, грешно будет.
Я завалился на диван, положив голову на спинку. Потолок был какого-то бирюзового оттенка, а лампы, по обычаю, работали не все. Люстру протереть стоит. Бабушка уверенно передвигалась по кухне туда-сюда, поставила казан с пловом на огонь, перетащила вещи из сумки в холодильник, кинула мне два пакета конфет и, наконец, села на стул напротив.
– Щас, пять минут, согреется.
– Угу… бабуль, а… у меня серьезный вопрос… – я пытался вспомнить, что хотел спросить, – Так вот… а где зебра то?
– Черт тебя дери! – она взмахнула руками, – Зебра то убежала куда-то. Стой, а молочка… а, есть, ну, будет тебе зебра, но позже, я сначала на боковую пойду, так что часа через два-три только.
– Боковая – это где?
– Это у меня в спальне. Устала с работы, так что, когда я приезжаю, я обычно спать иду сразу на часик.
– А-а-а, понял, ну я тогда, наверное, погулять схожу.
– Поешь сначала, я вчера еще банку с помидорами открыла, как раз к плову.
– Да, хорошо.
Когда я закрыл большую металлическую дверь, ведущую в вечерний зной июля, передо мной раскрылся фиолетовый призрак. Он стоял на подоконнике, на шифере, из которого была собрана внешняя часть стены, раскидывая зеленые побеги и листочки за невысокую ограду коричневого горшка, еле видимо колышась на невидимом ветру, и, как многие из цветов, он бестактно и совсем беспричинно завлекал внимание, зазывал подойти ближе и рассмотреть дюжины маленьких бутонов и фиолетовых цветков, рассыпанных по горшку, как кудрявые волосы давно не стригшегося парня. Я ненадолго остановился, разглядывая это зеленое чудище с темно-лиловыми крапинками, и попытался вдохнуть аромат, но так ничего и не почувствовал. Цветок не издавал запаха, словно пытался замести следы своего существования, и, если бы не куча зеленых стеблей, из него вышел бы отличный призрак.
Через пару минут мучений, пока я шел по уже сухому щебню цвета бежевого крема в сторону местного клуба, я все же смог выбить из головы эту мысль. На небе безмятежно плыли облака, не ведая начала и конца своего путешествия, а я шел с задранной головой до тех самых пор, покуда шея не стала ныть. Справа от меня вырос кирпичный магазин с растущей травой на крыше и дверью в голубой краске, возле которого стояла скамейка, и две женщины, сидя на ней, вели светскую беседу о чем-то мне неизвестном. Они часто опускали руки в желтое пятно, стоящее посередине, а потом плевались на землю. Грызли семечки.