Домби и сын

— И кто? — спросилъ Тутсъ.

— И сынъ, — повторилъ Павелъ.

М-ръ Тутсъ нѣсколько разъ повторилъ про себя эту фамилію, стараясь хорошенько запомнить; но, не надѣясь на свою память, сказалъ, что завтра поутру онъ опять объ этомъ спроситъ, какъ будто фирма Домби и Сына особенно его интересовала. И дѣйствительно, онъ уже занимался составленіемъ плана дружескаго письма къ своей особѣ отъ имени Павлова отца.

Въ это время другіе воспитанники, все-таки за исключеніемъ окаменѣлаго мальчика, собрались въ кучу. Всѣ они были очень блѣдны, говорили тихо, и головы ихъ были забиты до такой степени, что молодой Байтерстонъ могъ служить для нихъ образцомъ остроумія.

— Ты спишь въ моей комнатѣ, не правда ли? — спросилъ торжественно молодой джентльменъ, y котораго воротничекъ изъ подъ рубашки доставалъ до самыхъ ушей.

— Тебя зовутъ Бриггсъ? — спросилъ Павелъ.

— Нѣтъ, Тозеръ, — отвѣчалъ молодой джентльменъ.

— Все равно: я сплю въ твоей комнатѣ.

— Вотъ его зовутъ Бриггсомъ, — продолжалъ Тозеръ, указывая на окаменѣлаго джентльмена, — a какъ твое здоровье, Домби?

Павелъ отвѣчалъ, что онъ довольно слабъ. Тозеръ сказалъ, что это и видно по глазамъ; — a очень жаль, — прибавилъ онъ, — потому что тутъ нужно желѣзное здоровье. — Потомъ спросили Павла, не съ Корнеліей ли онъ будетъ учиться? и когда тотъ отвѣчалъ: «да», всѣ молодые джентльмены, кромѣ Бриггса, выразили глубокое сожалѣніе.

Опять раздался страшный звонъ мѣднаго таза, и въ ту же минуту воспитанники гурьбой пошли въ столовую, все таки однако-жъ за исключеніемъ Бриггса, окаменѣлаго мальчика, который остался на своемъ мѣстѣ въ томъ же положеніи, какъ былъ. Павелъ увидѣлъ, что для него въ комнату принесли на тарелкѣ ломоть хлѣба съ серебряной вилкой, положенной подъ салфетку.

Д-ръ Блимберъ уже сидѣлъ въ столовой на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ, на переднемъ концѣ стола, a м-съ Блимберъ и миссъ Блимберъ занимали мѣста подлѣ него. На заднемъ концѣ стола, насупротивъ доктора, усѣлся магистръ Фидеръ, явившійся къ обѣду въ черномъ фракѣ. Стулъ Павла поставили подлѣ миссъ Блимберъ, но когда онъ сѣлъ, оказалось, что его брови не возвышались надъ уровнемъ столовой скатерти, и потому распорядились подложить подъ это сѣдалище нѣсколько книгь, принесенныхъ изъ докторскаго кабинета. Съ той поры Павелъ всегда приходилъ съ этими книгами, и его мѣсто подлѣ миссъ Корнеліи утвердилось на законномъ основаніи.

Докторъ прочиталъ молитву, и обѣдъ начался. Первымъ блюдомъ былъ супъ, за которымъ слѣдовали жареная говядина, вареная говядина, зелень, пирогъ и сыръ. За столомъ вся сервировка была прекрасна и величественна. Передъ каждымъ молодымъ джентльменомъ лежали солфетка и массивная серебряная вилка. Буфетчикъ въ синемъ фракѣ съ свѣтлыми пуговицами разносилъ кушанья и величественно разливалъ по стаканамъ пиво, какъ будто въ рукахъ его была бутылка съ дорогимъ виномъ.

Никто, если не былъ спрошенъ, не говорилъ ни слова, кромѣ д-ра Блимбера, м-съ Блимберъ и миссъ Блимберъ. Какъ скоро молодой джентльменъ не былъ занятъ вилкой, ножомъ или ложкой, глаза его по какомуто невольному притяженію обращались на доктора, на докторшу или докторскую дочь. Одинъ Тутсъ составлялъ исключеніе изъ этого правила. Занимая мѣсто на одной сторонѣ съ Павломъ подлѣ м-ра Фидера, онъ безпрестанно выставлялъ голову впередъ или назадъ и старался поймать взоръ новаго пришельца.

Разъ только во время обѣда завязался разговоръ, въ которомъ, по непредвидѣнному случаю, принялъ невольное участіе молодой джентльменъ. Это было за сыромъ, когда докторъ, выкушавъ стаканъ портеру, кашлянулъ два или три раза и началъ такимъ образомъ:

— Достойно замѣчанія, м-ръ Фидеръ, что римляне…

При имени этого ужаснаго народа, непримиримаго врага всей молодой компаніи, джентльмены устремили глаза на доктора, приготовившись выслушать ученую рѣчь съ почтительнымъ вниманіемъ. Въ это время одинъ изъ воспитанниковъ, допивая пиво, случайно встрѣтился съ глазами доктора, и вдругъ, поставивъ стаканъ, почувствовалъ судорожные припадки перхоты. Докторъ долженъ былъ пріостановиться.

— Достойно замѣчанія, м-ръ Фидеръ, началъ онъ снова прерванную рѣчь, — что римляне во времена императоровъ, когда роскошь достигла необыкновенной высоты, прежде неслыханной, и когда штатгальтеры опустошали цѣлыя провинціи и разоряли жителей единственно для того, чтобы добыть средства для одного императорскаго обѣда…

Здѣсь несчастный воспитанникъ, который долго раздумывалъ и пыхтѣлъ, чтобы пересилить судорожный припадокъ, разразился, наконецъ, самымъ громкимъ кашлемъ.

— Джонсонъ, — сказалъ м-ръ Фидеръ тономъ легкаго упрека, — выпей воды.

Докторъ бросилъ суровый взглядъ и дожидался, пока Джонсону подавали стаканъ. Потомъ онъ началъ опять:

— И когда, м-ръ Фидеръ…

Но м-ръ Фидеръ не могь оторвать глазъ отъ Джонсона, который снова готовился разразиться, какъ бомба.

— Извините, сэръ, — сказалъ магистръ.