Домби и сын

Магистръ Фидеръ, сидѣвшій за другой небольшой конторкой, вертѣлъ на этотъ разъ на своемъ единственномъ валу Виргилія, и эту арію унылымъ голосомъ тянули передъ нимъ четыре молодыхъ джентльмена. Изъ остальныхъ воспитанниковъ двое съ напряженнымъ вниманіемъ занимались рѣшеніемъ математическихъ задачъ; одинъ употреблялъ судорожныя усилія перекарабкаться до обѣда черезъ безнадежное число строкъ, и, наконецъ, послѣдній питомецъ безмолвно смотрѣлъ на свою работу съ окаменѣлымъ оцѣпенѣніемъ и отчаяніемъ.

Появленіе новаго мальчика не произвело на эту компанію никакого впечатлѣнія. М-ръ Фидеръ съ щетиной на головѣ, которую онъ имѣлъ обыкновеніе брить изъ опасенія простуды, подалъ маленькому Домби костлявую руку и сказалъ, что весьма радъ его видѣть. Павелъ, съ своей стороны, былъ бы очень радъ сказать ему то же, если бы могъ это сдѣлать хоть съ малѣйшею искренностью. Наученный Корнеліей, онъ поздоровался сперва съ четырьмя джентльменами, распѣвавшими Виргилія, потомъ подалъ руку подвижникамъ математическихъ задачъ, раскланялся съ несчастнымъ ратоборцемъ противъ времени, запачканнымъ въ чернилахъ, и, наконецъ, точно такимъ же образомъ познакомился съ оцѣпенѣлымъ джентльменомъ, отъ котораго вѣяло ужаснымъ холодомъ смерти.

Молодой Тутсъ, уже представленный Павлу, только перевелъ духъ и оскалилъ зубы при его приближеніи и молча продолжалъ прерванное занятіе. Работа его была немногосложна и имѣла даже поэтическій интересъ: онъ по большей части занимался сочиненіемъ къ самому себѣ писемъ отъ знатнѣйшихъ особъ, адресуя на конвертѣ: "М-ру Тутсу, эсквайру, въ Брайтонѣ". Такую привиллегію Тутсъ получилъ изъ уваженія къ своимъ прежнимъ очень усиленнымъ занятіямъ, которыя, какъ уже сказано, остановили его умственный ростъ въ самую пору расцвѣтающей весны. Всѣ эти письма онъ хранилъ съ большимъ тщаніемъ въ своемъ столѣ.

По соблюденіи этихъ церемоній, Корнелія повела Павла въ верхній этажъ; это путешествіе совершалось съ нѣкоторымъ затрудненіемъ, потому что Павелъ принужденъ былъ ставить обѣ ноги на каждую ступень. Когда они достигли конца трудной дороги, Корнелія повела своего кліента въ переднюю комнату, выходившую фасадомъ на бурное море, и показала ему хорошенькую постель y самаго окна, гдѣ на прибитой карточкѣ прекраснымъ круглымъ почеркомъ было написанно: Д_о_м_б_и. На двухъ другихъ постеляхъ въ той же комнатѣ красовались имена: Б_р_и_г_г_с_ъ и Т_о_з_е_р_ъ.

Лишь только они спустились съ лѣстницы и вошли въ залу, Павелъ съ изумленіемъ увидѣлъ, что подслѣповатый малый, смертельно оскорбившій м-съ Пипчинъ, вдругъ схватилъ барабанную палку и началъ безъ милосердія колотить въ мѣдный тазъ (gong), повѣшенный въ углу комнаты, какъ будто онъ хотѣлъ этимъ способомъ выместить на комъ-то свою обиду. Павелъ ожидалъ, что его посадятъ въ карцеръ или, по крайней мѣрѣ, дадутъ выговоръ за такое буйство; но ничего этого не случилось, и молодой парень, надѣлавшій шуму по всему дому, спокойно положилъ палку и остановился, какъ ни въ чемъ не бывало. Тогда Корнелія растолковала Домби, что черезъ четверть часа станутъ обѣдать, и что ему теперь должно отправиться въ классную комнату къ "своимъ друзьямъ".

Домби тихонько прошелъ мимо стѣнныхъ часовъ, безъ умолку освѣдомлявшхся о его здоровьи, еще тише пріотворилъ дверь въ классную комнату и прокрался туда, какъ потерянный мальчикъ, искавшій какого-нибудь пристанища. Его друзья разсѣялись по всѣмъ направленіямъ комнаты, за исключеніемъ окаменѣлаго пріятеля, неподвижнаго, какъ и прежде. М-ръ Фидеръ потягивался во всю длину въ своемъ сѣромъ дорогомъ халатѣ, какъ будто хотѣлъ сорвать рукава.

— Охх-хо-хо! Господи твоя воля! — вопіялъ м-ръ Фидлеръ, вытягиваясь, какъ ломовая лошадь, — ай-ахъ-ай-ихёхъ!

Павелъ былъ чрезвычайно встревоженъ зѣваньемъ м-ра Фидера, доходившимъ до огромныхъ размѣровъ, и которое въ самомъ дѣлѣ было ужасно. Всѣ мальчики, за исключеніемъ Тутса, были до крайности изнурены, и приготовлялись къ обѣду. Одинъ навязывалъ свой галстухъ, другой вымывалъ руки, третій расчесывалъ волосы, и всѣ, казалось, съ нетерпѣніемъ ожидали, пока позовутъ въ столовую.

Молодой Тутсъ, уже совсѣмъ готовый, подошелъ, отъ нечего дѣлать, къ маленькому Павлу и съ неуклюжимъ добродушіемъ сказалъ:

— Садись, Домби.

— Покорно благодарю, — отвѣчалъ Павелъ.

И онъ началъ карабкаться на окно, чтобы сѣсть, но никакъ не могъ подняться на такую высоту. Это обстоятельство пробудило новую мысль въ умѣ Тутса.

— Какой ты маленькій! — сказалъ м-ръ Тутсъ.

— Да, — отвѣчалъ Павелъ, — я очень малъ. Покорно благодарю.

Благодарность относилась къ услужливости Тутса, который пособилъ ему взобраться на окно.

— Кто y тебя портной? — спросилъ Тутсъ, посмотрѣвъ на него нѣсколько минутъ.

— На меня шьетъ женщина, — сказалъ Павелъ, — та же, что и на сестрицу.

— A мой портной — Борджесъ и компанія, — сказалъ Тутсъ, — молодой портной, да только очень дорогой.

У Павла достало смыслу покачать головой, какъ-будто онъ хотѣлъ сказать: "Это и видно".

— Богатъ y тебя отецъ? — спросилъ Тутсъ.

— Богатъ, — отвѣчалъ Павелъ, — отецъ мой Домби и Сынъ.