Читаем Домби и сын полностью

Получивъ на этотъ счетъ предварительныя свѣдѣнія огь м-съ Пипчинъ, майоръ скоро завидѣлъ вдали Павла и Флоренсу съ величавымъ джентльменомъ, въ которомъ, разумѣется, не трудно было угадать ихъ отца. Онъ полетѣлъ къ нимъ на всѣхъ парусахъ и втолкнулъ молодого Байтерстона въ самую середину маленькой эскадры, такъ, что бѣдный мученикъ м-съ Пипчинъ поневолѣ долженъ былъ вступить въ разговоръ съ своими товарищами. Майоръ остановился, и любуясь на дѣтей, съ изумленіемъ припомнилъ, что онъ, кажется, имѣлъ удовольствіе ихъ видѣть и говорить съ ними на Княгининомъ Лугу y своей добрѣйшей сосѣдки миссъ Токсъ. При этомъ онъ очень кстати замѣтилъ, что Павелъ чертовски умный мальчикъ и спросилъ, помнитъ ли онъ своего стараго друга, Джозъ Багстока, майора; но не дожидаясь отвѣта, тотчасъ же обратился къ м-ру Домби.

— Мнѣ бы надобно прежде всего вамъ засвидѣтельствовать мое глубокое почтеніе, сэръ, но что же прикажете дѣлать? мой маленькій другъ дѣлаетъ изъ меня настоящаго ребенка. Старый солдатъ, сэръ, майоръ Багстокъ, къ вашимъ услугамъ, не стыдится въ этомъ признаться, особенно передъ вами, сэръ, счастливѣйшимъ изъ отцовъ.

Здѣсь майоръ снялъ шляпу и отвѣсилъ низкій поклонъ.

— Чертъ меня побери, — вскричалъ онъ потомъ съ величайшимъ воодушевленіемъ, — я завидую вамъ, сэръ, чрезвычайно завидую. — Тутъ онъ какъ-будто одумался и прибавилъ: — извините стараго солдата за вольное обращеніе.

М-ръ Домби просилъ не безпокоиться.

— Старый служака, сэрь, — продолжалъ майоръ, — окуренный дымомъ, закаленный въ бою, обожженный солнцемъ, избитый временемъ, дряхлый инвалидный песъ, майоръ Багстокъ, сэръ, смѣетъ надѣяться, что его не осудитъ такой почтенный, именитый мужъ, какъ м-ръ Домби. Я, конечно, имѣю счастье говорить съ мромъ Домби?

— Точно такъ. Имѣю честь рекомендоваться недостойнымъ представителемъ этой фамиліи, господинъ майоръ, — смиренно отвѣчалъ м-ръ Домби.

— Фамилія, охъ, какая фамилія! — сказалъ майоръ, — Домби — именитые люди во всей Англіи! Это, сэръ, скажу я вамъ, такая фамилія, которую знаютъ и съ почтеніемъ призносятъ во всѣхъ англійскихъ колоніяхъ. Да, сэръ, Домби — именитые люди: это берусь я вамъ доказать письменно, даже печатно, коль хотите. О, сэръ, y меня бойкое перо: я все докажу. Фамилія Домби — великая фамилія, которую должно произносить не иначе какъ съ уваженіемъ и гордостью. Джозефъ Багстокъ не льститъ, сэръ, да и не умѣетъ льстить. Его королевское высочество герцогь йоркскій не разъ изволилъ говорить, что майоръ Джозъ прямой человѣкъ, никогда не льститъ и при всякомъ случаѣ говоритъ правду. Да, сэръ, истина для меня дороже всего; за истину я пойду въ огонь и въ воду. Домби! Доммби! Это, скажу я вамъ, именитые люди, убей меня Богь, именитые люди древнѣйшаго рода! — заключилъ майоръ самымъ торжественнымъ тономъ.

— Вы слишкомъ добры, г. майоръ, — возразилъ м-ръ Домби, — наша фамилія, быть можетъ, не заслуживаетъ такой высокой чести.

— Нѣтъ, сэръ, — сказалъ майоръ — вотъ и маленькій мой другь засвидѣтельствуетъ, что майоръ Багстокъ прямой человѣкъ, старый козырь, сэръ, который всегда и вездѣ рѣжетъ правду-матку. Этотъ мальчикъ сэръ, — сказалъ майоръ тихимъ голосомъ, — будетъ жить въ исторіи. Мальчикъ этотъ, скажу я вамъ, необыкновенное произведеніе. Берегите его, м-ръ Домби, какъ зѣницу ока.

М-ръ Домби намекнулъ, что понимаетъ свои обязанности въ отношеніи къ сыну.

— A вотъ, сэръ, — продолжалъ майоръ довѣрчивымъ тономъ, толкая палкой молодого Байтерстона, — рекомендую вамъ этого мальчишку. Сынъ Байтерстона изъ Бенгаліи. Я и отець его были закадычными друзьями. Служили въ одномъ полку. Куда бы вы ни пошли, сэръ, вамъ вездѣ прожужжали бы уши о Билѣ Байтерстонѣ и Джоѣ Багстокѣ. A взгляните-ка на него, сэръ: вѣдь дуракъ, пошлый дуракъ! Вы думаете, я не вижу его недостатковъ? Помилуй Богъ!

М-ръ Домби взглянулъ на оклеветаннаго Байтерстона, о которомъ, по-крайней мѣрѣ, онъ зналъ столько же, сколько и самъ майоръ, видѣвшій его въ первый разъ, и воскликнулъ ласковымъ тономъ:

— Неужто?

— Я вамъ говорю, — подтвердилъ майоръ, — онъ набитый дуракъ. Джозефъ Багстокъ, сэръ не былъ никогда ни подлымъ льстецомъ, ни подлѣйшимъ порицателемъ беззащитныхъ людей. Сынъ моего стараго друга Биля Байтерстона изъ Бенгаліи, скажу я вамъ, дуракъ отъ природы, сэръ.

Затѣмъ майоръ захохоталъ изо всей мочи, такъ что лицо его почернѣло.

— Мой маленькій другъ, — спросилъ онъ потомъ, — конечно, назначенъ для публичной школы?

— Я еще не рѣшился, — отвѣчалъ м-ръ Домби, — впрочемъ, не думаю: y него здоровье слишкомъ слабое.

— Это другое дѣло, — сказалъ майоръ, — если онъ слабъ здоровьемъ, такъ нечего и толковать о публичныхъ школахъ. Вы правы, сэръ. Для учебныхъ заведеній нужно желѣзное здоровье, свинцовая грудь. Тамъ, скажу я вамъ, безъ всякой жалости мучатъ бѣдныхъ дѣтей. Бывало, насъ жарили на медленномъ огнѣ и вывѣшивали вверхъ ногами изъ оконъ третьяго этажа. Джой Багстокъ прошелъ сквозь огонь и воду: все знаетъ, все испыталъ. Бывало, его возьмутъ за каблуки, да и стянутъ изъ окошка: виситъ, бѣдняга, минутъ тринадцать, даже больше!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература