Домби и сын

— Я и благодарю, сударыня. Исправиться никогда не поздно, и я, съ своей стороны, употреблю всѣ силы, чтобы, при вашемъ содѣйствіи, сдѣлаться порядочнымъ человѣкомъ. Надѣюсь, въ скоромъ времени, и матушка, и батюшка, и братцы, и сестрицы увидятъ, какъ я ихъ люблю и душевно почитаю.

— Хорошо, мой другъ, хорошо. Очень рада отъ тебя слышать это. Теперь покушай немного хлѣбца съ масломъ и выпей съ нами чашечку чайку.

— Покорно благодарю, сударыня, — отвѣчалъ Точильщикъ, — и тотчасъ же принялся убирать съѣстные и питейные припасы съ завиднымъ аппетитомъ индивидуума, который нѣсколько дней состоялъ на самой строгой діэтѣ.

Когда миссъ Токсъ нахлобучила черную шляпку и окуталась шалью, Робинъ обнялъ свою добрѣйшую мать и отправился за своей новой госпожей, къ неизъяснимому удовольствію Полли, y которой въ эту минуту завертѣлось и запрыгало въ глазахъ вдругъ нѣсколько индивидуевъ, представлявшихъ ея заблудшаго и обрѣтеннаго сына. Затѣмъ Полли загасила свѣчу, заперла наружную дверь, передала дворнику ключъ и скорыми шагами отправилась домой, восхищаясь заранѣе при мысли, какой чудный эффектъ произведетъ ея неожиданный приходъ въ обители желѣзнодорожнаго машиниста.

И опустѣлый чертогъ м-ра Домби, нѣмой и глухой ко всѣмъ страданіямъ и перемѣнамъ, которыя въ немъ происходили, стоялъ теперь на скучной улицѣ, подобно нахмуренному гиганту, и на челѣ его выставлялась грозная надпись: "Сей домъ продается и отдается внаймы".

Глава LX Судьба — веревка

Около этого времени, благополучно и по всѣмъ классическимъ формамъ, совершилось великое полугодичное торжество, которое по обычной синтетической методѣ устроили въ своемъ заведеніи д-ръ Блимберъ и м-съ Блимберъ. Молодые люди, имѣвшіе счастье получать образованіе подъ ихъ просвѣщеннымъ руководствомъ, благовременно, какъ и слѣдуетъ, получили литографированные билетики съ покорнѣйшей просьбой пожаловать въ такой-то день на вечерній балъ, который, по обыкновенію, откроется кадрилью въ половинѣ восьмого по полудни. Затѣмъ всѣ джентльмены, переполненные схоластическою мудростью, должны были разъѣзжаться по домамъ, чинно и важно, не обнаруживая никакихъ слѣдовъ буйнаго веселья, свойственнаго невоспитанной черни. М-ръ Скеттльзъ регулярно каждый годъ отправлялся на каникулы за границу, чтобы придавать новую красу имени своего достопочтеннаго родителя сэра Барнета Скеттльза, который этимъ временемъ получилъ дипломатическое назначеніе при одномъ изъ иностранныхъ дворовъ, къ великому наслажденію своихъ степенныхъ земляковъ и даже землячекъ, бывшихъ въ необыкновенномъ восторгѣ отъ популярности сэра Барнета и супруги его, леди Скеттльзъ. М-ръ Тозеръ, молодой джентльменъ, статный и дородный, былъ теперь до того переполненъ классическою мудростью, что могъ, при случаѣ, не заикаясь пересчитать всѣ древнѣйшія, среднія и новѣйшія изданія Цицерона и Сенеки съ варіантами и аппендиксами и, ужъ само собою разумѣется, имѣлъ о современной Европѣ вообще и объ Англіи въ особенности такія же познанія, какъ природный римлянинъ временъ Траяна и Веспасіана. М-ръ Тозеръ имѣлъ похвальное обыкновеніе каждую фразу скрѣплять классической цитатой изъ любимаго писателя, и трудно было бы передать наивный восторгъ его сердобольныхъ родителей, не слышавшихъ подъ собою земли, когда ученый юноша лелѣялъ ихъ уши полновѣсными гекзаметрами и ямбическими виршами самой звучной и темной натуры. Точно также нельзя изобразить тлѣннымъ перомъ тоскливой грусти батюшки и матушки бѣднаго м-ра Бриггса, познанія котораго походили на дорожный багажъ, уложенный такою неискусною рукою, что при случаѣ въ немъ нельзя было доискаться самой необходимой вещи. Вообще этотъ джентльменъ немного полакомился древомъ классическаго знанія, и плоды, имъ собранные, были горьки и кислы. М-ръ Байтерстонъ во всѣхъ отношеніяхъ былъ очень счастливъ, и, если сказать правду, едва ли не счастливѣе самого м-ра Бриггса: положенный подъ прессъ классическаго станка, онъ, съ необыкновенной быстротой, выдавливалъ изъ своего мозга самыя благовонныя испаренія, которыя однако съ такою же быстротою исчезали невозвратно, какъ скоро переставалъ на него дѣйствовать форсированный аппаратъ. Теперь м-ръ Байтерстонъ ѣхалъ въ Бенгалію, и можно было держать какое угодно пари, что морской воздухъ совершенно освѣжитъ его голову, и онъ, еще не доѣзжая до мѣста, рѣшительно забудетъ, что есть на свѣтѣ вещь, которую зовутъ латинской грамматикой.

— Милостивые государи! Наши лекціи имѣютъ теперь начаться въ слѣдующемъ мѣсяцѣ, двадцать пятаго числа.

Эти слова д-ръ Блимберъ провозгласилъ утромъ того счастливаго дня, который долженъ былъ окончиться классическимъ баломъ. На этомъ, однако, сверхъ всякаго чаянія, д-ръ Блимберъ не остановился. Бросивъ на собраніе самодовольный классическій взоръ, онъ продолжалъ такимъ образомъ: