Домби и сын

— Сказать правду, Джонъ, — перебилъ м-ръ Морфинъ, — я скрылъ свое имя по двумъ причинамъ, и прежде всего потому… вотъ видите ли, сэръ, хвастаться добрыми намѣреніями никакъ не слѣдуетъ, и я рѣшился на всякій случай не открывать себя до тѣхъ поръ, пока не буду въ состояніи оказать дѣйствительную услугу. Во-вторыхъ, я разсчитывалъ, что авось еще какъ-нибудь вашъ братъ смягчится къ вамъ обоимъ, a въ такомъ случаѣ, если бы человѣкъ съ его подозрительнымъ характеромъ провѣдалъ о моихъ тайныхъ сношеніяхъ съ вами, это было бы поводомъ къ новому и уже роковому раздѣленію. Поэтому я рѣшился лучше навлечь на себя самого гнѣвъ — тутъ еще не было бы бѣды — и, воспользовавшись благопріятнымъ случаемъ, оказать вамъ услугу посредствомъ самого начальника фирмы; но различныя обстоятельства — смерть, волокитство, женитьба и домашнее несчастье — надолго оставили вашего брата единственнымъ представителемъ и властителемъ конторы. Лучше было бы для всѣхъ насъ, если бы м-ръ Домби выбралъ вмѣсто себя какого-нибудь бездушнаго болвана, — заключилъ Морфинъ, понизивъ голосъ.

Послѣднія слова, казалось, сорвались съ его языка противъ воли, и ему сдѣлалось совѣстно. Протянувъ руку брату и подавая другую руку сестрѣ, онъ продолжалъ:

— Я сказалъ все и даже болѣе, чѣмъ хотѣлъ. Нѣтъ нужды высказывать дальнѣйшія мысли, которыя, впрочемъ, вы понимаете и безъ меня. Пришло время, Джонъ, неожиданное и несчастное время, когда я могу помочь вамъ, не сталкиваясь съ этимъ страшнымъ препятствіемъ, которое продолжалось многіе годы. Теперь поздно, и на этотъ разъ я не скажу ничего болѣе. Вы станете здѣсь хранить свое единственное сокровище, не совѣтуясь со мной и не думая обо мнѣ.

Съ этими словами онь всталъ, чтобы идти. Джонъ Каркеръ казался слишкомъ растроганнымъ и хотѣлъ что-то говорить.

— Идите прежде вы, Джонъ, со свѣчею, — добродушно сказалъ м-ръ Морфинъ, — и не высказывайте покамѣстъ, что y васъ на умѣ. Мнѣ надобно два, три слова сказать вашей сестрицѣ. Намъ уже не въ первый разъ говорить въ этой комнатѣ, хотя разумѣется, при васъ это было бы естественнѣе.

Проводивъ его глазами, м-ръ Морфииъ ласково обратился къ Герріэтъ и сказалъ ей тихимъ, но вмѣстѣ серьезнымъ голосомъ.

— Вы желаете что-нибудь узнать отъ меня о человѣкѣ, который, къ несчастью, вашъ родной братъ?

— Я боюсь разспрашивать, сэръ.

— Но вы смотрите съ такимъ безпокойствомъ и съ такою выразительностью, что я, кажется, угадываю вашъ вопросъ. Не взялъ ли онъ денегъ? Такъ ли?

— Да.

— Не взялъ.

— О, слава Богу, слава Богу! — воскликнула Герріэтъ, — я радуюсь за Джона.

— Вы, можетъ быть, не будете изумлены, если услышите, что онъ слишкомъ злоупотреблялъ довѣріемъ фирмы, замышляя весьма часто такія спекуляціи, которыя исключительно клонились къ его собственнымъ выгодамъ. Нерѣдко онъ заставлялъ фирму рисковать чудовищнымъ образомъ, и слѣдствіемъ такого риска были огромные убытки. Притомъ онъ всегда изо всѣхъ силъ раздувалъ и лелѣялъ глупое тщеславіе своего хозяина, между тѣмъ какъ ему было очень легко содѣйствовать ослабленію въ немъ этой несчастной страсти. Онъ вступалъ въ колоссальныя предпріятія съ единственною цѣлью увеличить до огромныхъ размѣровъ репутацію фирмы и поставить ее въ великолѣпный контрастъ съ другими торговыми домами, для которыхъ были слишкомъ очевидны гибельныя слѣдствія всѣхъ этихъ затѣй. Многочислениые переговоры и сношенія фирмы со всѣми частями свѣта сдѣлались настоящимъ лабиринтомъ, ключъ отъ котораго находился исключительно въ его рукахъ. Не представляя никогда и никому подробныхъ отчетовъ, онъ ограничивался общими смѣтами и выводами, не исчисляя частныхъ случаевъ для окончательныхъ соображеній; но въ послѣднее вреыя… вы хорошо понимаете меня, миссъ Герріэтъ?

— О совершенно, совершенно! Продолжайте, ради Бога.

— Въ послѣднее время онъ употребилъ, по-видимому, величайшія усилія, чтобы сдѣлать эти выводы и смѣты до того чистыми и ясными, что повѣрка ихъ дѣлается легко доступною при малѣйшей справкѣ съ частными отчетами, мастерски изложенными въ конторскихъ книгахъ. Какъ будто онъ хотѣлъ однимъ разомъ открыть глаза своему хозяину и показать ему яснѣе солнца, до чего доведенъ онъ въ торговыхъ дѣлахъ своею господствующею страстью. A между тѣмъ нѣтъ никакого сомнѣнія, что самъ же онъ постоянно и подлѣйшимъ образомъ содѣйствовалъ къ возбужденію этой страсти. Въ этомъ и состоитъ его главнѣйшее преступленіе по отношенію къ торговому дому.

— Еще одно слово, м-ръ Морфинъ, прежде чѣмъ вы уйдете. Во всемъ этомъ нѣтъ опасности?

— Какой?

— Я разумѣю опасность въ отношеніи къ кредиту торговаго дома, — сказала Герріэтъ.

— На это я не могу дать вамъ яснаго и вполнѣ успокоительнаго отвѣта, — сказалъ м-ръ Морфинъ послѣ нѣкотораго колебанія.

— О вы можете, право, можете!