Домби и сын

— Отдѣлываться отъ меня обиняками! взбрехивать на меня нахальными словами!.. Ахъ, ты, мошенникъ этакій, да за кого ты меня принимаешь, бестія! Вздумала ощупать его малую толику на счетъ его хозяина и этой леди, a онъ и давай со мною въ жмурки да въ горѣлки! Хорошо, щенокъ, ты припомнишь это, отольются кошкѣ мышкины слезки! Проваливай теперь, ты мнѣ не нуженъ!

— Да развѣ я намекалъ, что хочу идти, миссисъ Браунъ? О, не говори этого, бабушка, пожалуйста!

— Я и вовсе не стану говорить, щенокъ ты паршивый! — сказала м-съ Браунъ, растопыривая свои ногти, отчего Точильщикъ съежился въ углу и присѣлъ, какъ напуганный заяцъ. — Ни слова теперь не сорвется съ моихъ губъ. Надо его прогнать. Пусть его идетъ! Я напущу на него ребятъ, которые споютъ ему славную пѣсню; они пристанутъ къ нему, какъ піявки, и вскарабкаются ему на шею, какъ лисицы. Онъ ихъ знаетъ. Онъ знаетъ всѣ ихъ старыя забавы и залихватскія продѣлки. Если онъ забылъ ихъ, они сумѣютъ себя напомнить скоро. Пусть его идетъ, чертъ съ нимъ! Увидимъ, какъ онъ будетъ заниматься хозяйскими дѣлами и хранить хозяйскіе секреты въ этой забубенной компаніи сорванцовъ. Не увидимъ, такъ услышимъ. Ха, ха, ха! Онъ поразгуляется съ ними не такъ, какъ съ нами, Алиса, чортъ съ нимъ! Пусть его идетъ, пусть его.

И старуха, къ невыразимому огорченію Точильщика, прыгала взадъ и впередъ, какъ вѣдьма, махая вокругъ головы сжатымъ кулакомъ, неутомимо работая губами и безпрестанно повторяя: чортъ съ нимъ, пусть его идетъ!

— Миссисъ Браунъ, — началъ умоляющимъ голосомъ Точильщикъ, выступая понемногу изъ своего угла, — зачѣмъ ты обижаешь такъ безжалостно невиннаго парнюгу? Подумай хорошенько, что я тебѣ сдѣлалъ?

— Не болтай со мной, щенокъ! — говорила м-съ Браунъ, продолжая неистово размахивать кулакомъ. — Пусть его идетъ, пусть его!

— Миссисъ Браунъ, — продолжалъ измученный Точильщикъ, — я и не думалъ… то есть, тутъ просто сломя голову идешь въ капканъ!.. это вѣдь уже мое обыкновеніе, миссисъ Браунъ, не заикаться о немъ лишнимъ словомъ, такъ какъ, видишь ли, ему извѣстна вся подноготная. Ну, да ужъ такъ и быть, я увѣренъ, миссисъ Браунъ, никто не вынесетъ сору изъ этой избы. Малую толику изволь, я вовсе не прочь. Да, пожалуйста, не вертись такъ, миссисъ Браунъ, перестань, сдѣлай милость. Неужели вы не хотите замолвить словечка за бѣднаго парнюгу? — говорилъ Точильщикъ, обращаясь съ отчаяніемъ къ молодой женщинѣ.

— Перестань, матушка; слышишь, что онъ говоритъ? — сказала строгимъ голосомъ Алиса, дѣлая нетерпѣливое движеніе головой, — пощупай его еще, и если онъ не поддастся, можешь задать ему карачунъ.

Уступая этому нѣжному ходатайству, м-съ Браунъ смягчилась мало-по-малу и заключила въ свои объятія раскаявшагося Точильщика, который, въ свою очередь, принужденъ былъ обнять и ее! Затѣмъ онъ занялъ за столомъ свое прежнее мѣсто подлѣ м-съ Браунъ, которая одной рукой обвила его шею, a другой энергично начала пожимать его колѣни, давая такимъ образомъ знать, что она готова предать забвенію понесенныя обиды. Точильщикъ не жаловался, не возражалъ, не шевелился, хотя въ чертахъ его лица обрисовывалась невыносимая мука.

— Ну что же, милашка, каковъ теперь твой хозяинъ? — начала м-съ Браунъ, когда они, въ заключеніе мировой, выпили по стаканчику за здоровье друтъ друга.

— Тсс! Пожалуйста, миссисъ Браунъ… ты ужъ этакъ… понимаешь?… надо говорить потише. Ничего, коли хочешь, онъ, я думаю, такъ себѣ, то есть, здоровъ, слава Богу, покорно благодарю.

— Ты безъ мѣста Робби? — спросила м-съ Браунъ вкрадчивымъ тономъ.

— Не то чтобы безъ мѣста, и не то чтобы при мѣстѣ, — лепеталъ Робъ. — Мнѣ, какъ бы это сказать да не схвастнуть, жалованье мнѣ все еще идетъ, миссисъ Браунъ.

— За что же, Робинъ?

— Да такъ. Дѣлъ-то особыхъ, видишь ты, нѣтъ, ну a на всякій случай велѣно держать ухо востро.

— Хозяинъ за границей, Робби?

— Ахъ, да что тебѣ! Пожалуйста, миссисъ Браунъ, давай толковать о чемъ-нибудь другомъ.

М-съ Браунъ быстро поднялась съ мѣста къ большому отчаянію Точильщика, который, удерживая ее, лепеталъ:

— Да, миссисъ Браунъ, да; мнѣ сдается, онъ точно за границей. На что это она такъ пристально смотритъ? — прибавилъ Точильщикъ, указывая на дочь, глаза которой устремлены были на лицо, выглядывавшее изъ-за дверей.

— Не тронь ея, касатикъ, — сказала старуха, прижимаясь къ нему тѣснѣе, чтобы онъ не оглянулся назадъ. — Это ужъ y нея такой обычай, пусть ее. Ты говори со мной, Робинъ. Видалъ ты y него эту барыню, касатикъ?

— Какую барыню, миссисъ Браунъ?

— Ну вотъ, будто и не знаешь, касатикъ?

— Право не знаю, бабушка, — вопилъ Точильщикъ, тономъ отчаянной мольбы.

— Барыню, которая къ нему ѣздила, м-съ Домби, что-ли?

— Да, помнится, я видѣлъ ее одинъ разъ.

— Когда же, касатикъ? въ тотъ вечеръ, когда она уѣхала съ нимъ? — говорила старуха, пристально всматриваясь въ измѣняющіяся черты его лица. — Ага! вижу по глазамъ, что въ тотъ вечеръ.

— Ну ужъ такъ и быть, если видишь, миссисъ Браунъ; нечего, стало быть, запускать клещи въ бѣднаго парнюгу, чтобы развязать его языкъ.