Домби и сын

— Капитанъ Гильсъ, вы чрезвычайно добры. Ваше доброе мнѣніе служитъ для меня истиннымъ утешеніемъ. Одна просьба кь вамъ, капитанъ Гильсъ, — продолжалъ Тутсъ, останавливаясь на порогѣ подлѣ полуотворенной двери, — я надѣюсь, мы познакомимся и, быть можетъ, при вашемъ содѣйствіи, подружимся съ лейтенантомъ Вальтеромъ. Я вступилъ, какъ вамъ извѣстно, во владѣніе своимъ наслѣдствомъ и, сказать по правдѣ, не знаю, что съ нимъ дѣлать. Если бы я мотъ быть какъ-нибудь вамъ полезнымъ въ финансовомъ отношеніи, то, вы понимаете, я сошелъ бы въ могилу спокойно и даже съ нѣкоторой усладой для сердца.

Не сказавъ ничего больше, м-ръ Тутсъ юркнулъ на улицу и самъ затворилъ за собою дверь, чтобы не слышать капитанскаго отвѣта.

Долго Флоренса думала объ этомъ добромъ созданіи съ нераздѣльными чувствами удовольствія и грусти. Онъ былъ такъ честенъ и младенчески добръ, что увидѣть его опять и увѣриться въ истинности его чувствъ въ эти бѣдственные дни было для нея и отрадой, и утѣшеніемъ; но по этой же самой причинѣ, мысль, что она дѣлала его несчастнымъ и возмущала тихій потокъ его жизни, вызывала невольныя слезы изъ ея глазъ и переполняла ея сердце искреннимъ сожалѣніемъ. Капитань, сь своей стороны, очень много думалъ о м-рѣ Тутсѣ, также какъ и Вальтеръ. Когда наступалъ вечеръ, и они собирались въ новую комнату Флоренсы, Вальтеръ осыпалъ его похвалами и, пересказывая Флоренсѣ его послѣднія слова при выходѣ изъ ихъ дома, представлялъ его идеаломъ благороднѣйшаго юноши, достойнаго всякой симпатіи и участія.

М-ръ Тутсъ не возвращался сряду нѣсколько дней, и во все зто время Флоренса, не возмущаемая новыми тревогами, жила на чердакѣ инструментальнаго мастера, спокойная, какъ птица въ клѣткѣ. Но день ото дня она чаще и чаще опускала свою голову, съ грустью размышляя о покойномъ братѣ, предсмертный видъ котораго безпрестанно носился передъ ея умственнымъ вэоромъ. Одинокая подлѣ окна своей комнаты, она невольно устремляла на небо свои заплаканные глаза, какъ будто отыскивая того свѣтлаго ангела, о которомъ говорилъ онъ на своемъ болѣзненномъ ложѣ.

Флоренса была слишкомъ слаба и нѣжна въ послѣднее время, и выстраданныя ею волненія необходимо должны были произвести нѣкоторое вліяніе на ея здоровье. Но не тѣлесная боль мучила ее теперь. Она страдала душевно, и причиной этихъ страданій былъ Вальтеръ.

Искренній и радушный, какъ всегда, готовый съ гордостью посвятить къ ея услугамъ всѣ минуты своей жизни, и дѣлавшій все для нея съ энтузіазмомъ и пылкостью своего характера, онъ однако избѣгалъ ея, и Флоренса видѣла это очень хорошо. Въ продолженіе цѣлаго дня онъ рѣдко, слишкомъ рѣдко приближался къ ея комнатѣ. Если она спрашивала его, онъ прибѣгалъ, усердный и пылкій, какь въ ту пору, когда отыскалъ ее ребенкомъ среди улицы; но вдругъ онъ становился принужденнымъ — Флоренса не могла этого не замѣтить — разсѣянвымъ, неловкимъ и скоро оставлялъ ее. Безъ зова онъ никогда не приходилъ, во весь длинный день, отъ утра до вечера. Съ наступленіемъ вечера онъ неизмѣнно являлся въ ея комнату, и это было счастливѣйшимъ временемъ, потому что она начинала тогда вѣрить, что старый Вальтеръ ея дѣтскихъ лѣтъ не измѣнился. Но даже въ эту пору какое-нибудь слово, взглядъ, принужденное движеніе показывали ей, что произошло между ними какое-то раздѣленіе, котораго она никакъ не могла объяснить.

И она не могла не видѣть, что эти признаки большой перемѣны обнаруживались въ молодомъ человѣкѣ, несмотря на его упорное усиліе скрьпъ ихъ. При безграничной внимательности къ ней, при усерномъ желаніи охранить ее отъ всякаго безпокойства и сердечной тревоги, онъ, — думала Флореиса, — обрекалъ себя на безчисленныя жертвы. И чѣмъ больше молодая дѣвушка чувствовала важность этой перемѣны, тѣмъ чаще она плакала и грустила о такомъ непостижимомъ отчужденіи ея брата.

Добрый капитанъ, ея неутомимый, нѣжный, всегда ревностный другъ видѣлъ также эту перемѣну, думала Флоренса, — и это, безъ сомнѣнія, его безпокоило столько же, какъ ее. Въ самомъ дѣлѣ, онъ быль теперь далеко не такъ веселъ и мечтателенъ, какъ сначала, и часто съ рѣшительнымъ отчаяніемъ бросалъ украдкой взоры на нее и на Вальтера, когда они сидѣли втроемъ наверху.

Флоренса рѣшилась, наконецъ, переговорить съ Вальтеромъ. Ей казалось, что она знала истинную причину его отчужденія, и она думала, что ея сердцу сдѣлается легче и вмѣстѣ съ тѣмъ отраднѣе для него самого, если сказать, что она понимаетъ настоящее положеніе дѣлъ, подчиняется своей горькой долѣ и ни въ чемъ не упрекаетъ молодого человѣка.

Было воскресенье, и оставалось около двухъ часовъ до обѣда. Вѣрный капитанъ въ накрахмаленномъ воротникѣ, достигавшемъ до его ушей, сидѣлъ подлѣ Флоренсы въ ея комнатѣ и внимательно читалъ книгу, поправляя по временамъ огромные очки, закрывавшіе его ястребиные глаза. Длилось глубокое молчаніе, которое вдругъ Флоренса прервала такимъ образомъ:

— Не знаете лн, гдѣ Вальтеръ, любезный капитанъ Куттль?

— Онъ, я думаю, внизу, высокорожденная барышня-дѣвица.