Дом Живых. Арка первая: Порт Даль

Завирушка так и не узнала, чем кончился этот интересный спор, потому что раздалось троекратное жестяное бряканье, и перед сценой стали разгораться магические огни рампы.

* * *

— Много народу? — страдальчески спрашивает козёл.

— До огровой задницы, — сообщает подглядывающая из-за занавеса Фаль.

— Это будет не просто провал, а провалище, — уныло говорит Пан. — Мы в полной жопе. Нам нужно, чтобы лабухи не облажались. Нам надо как-то успеть сменить декорации после первого акта. Нам нужна Мья. Нам нужно проверить гостью Мастера… Но больше всего нам нужна Мья. Может, правда, поставить столб с глазами?

— Не, — отвечает уверенно Фаль, — спеть за неё, допустим, можешь ты. Но она должна хоть как-то двигаться, иллюзией нужного эффекта не добьёшься. Слушай, какое знакомое платье вон там, в первой ложе! Это не его ты искал?

— А ну-ка, подвинься… — Козёл отодвинул Фаль от прорехи в занавесе. — Точно, оно. Как оно попало к гостье Мастера?

— Не знаю, но у меня возникла интересная мысль… Это же платье, в котором должна была быть Мья Алепу…

— Ты хочешь сказать…

— Почему нет? Что мы теряем?

— Примерно всё, — злобно отвечает Пан. — Мастер нас убьёт.

— Он нас убьёт, если мы залажаем премьеру. А мы её, считай, уже залажали. Значит, мы обречены. Как говорят хобгоблины: «Путь актёра — это путь провала. Веди себя так, будто тебя уже с позором уволили и выкинули из театра с ликантропьим билетом».

— Хобгоблины говорят: «Путь воина — путь смерти». Но я понял, о чём ты, Фаль…

* * *

— И что ещё кладут в этот мраков смузий? — ворчит Спичка, быстро шинкуя на стойке морковку лезвием секиры.

— Может быть, виски? — осторожно предполагает маховик.

— Как изящна ваша секира, о несравненная! — от всей души хлопает себя короткопалой ладонью по богатой золочёной кирасе пожилой дварф. — Какой мощный обух, какой тонкий подток! Я готов созерцать её совершенные обводы вечность! Могу ли я осмелиться предложить продемонстрировать вам свою? Она уже не так блестит полировкой, как раньше, но ещё весьма крепко насажена на древко!

— Экий вы шалун! — грозит ему пальцем Спичка. — Сейчас не время для любезностей. Я заканчиваю после полуночи, можете пригласить меня в таверну. И, чем нефилим не шутит, может быть, у вас будет шанс похвастаться оружием. Девушке бывает так одиноко в большом городе… Значит, говоришь, виски?

— Виски уместен в любых напитках, — убеждённо отвечает маховик.

— Но не стоит умалять и значение эля! — не соглашается с ним дварф. — Ибо что есть виски, как не божественный концентрат тех же ячменя и солода?

— Добавлю и того, и другого, — решается дварфиха, сметая в стаканы рубленную морковь. — Гостям Полчека всё самое лучшее.

Она заливает корнеплод элем, доливает до верху виски, осторожно перемешивает толстым коротким мизинцем, и задумчиво облизывает его, вызвав сладострастный вздох дварфа.

— Как по мне, морковка только всё портит, — сообщает она. — Но молодёжь вечно пьёт всякую модную дрянь. Отнесу в ложу, не шалите тут.

— Твой смузий, девочка, — дварфиха решительно всучивает Завирушке по стакану в каждую руку.

Та растерянно смотрит, куда бы их поставить, но столика в ложе нет.

— Пробуй! — требовательно говорит Спичка. — Я должна убедиться, что ты получила то, что хотела.

Завирушка отхлёбывает большой глоток и застывает, выпучив глаза.

— Тебе вкусно? — угрожающе спрашивает дварфиха. — Я старалась!

— О… Очень… — давится, но глотает девушка.

— Это то, что ты хотела?

— Э… Да, почти…

— Почти? Да ты, я смотрю, не пьёшь… Невкусно?

Завирушка делает над собой усилие и под пристальным взглядом Спички глотает ещё.

— Я всё правильно сделала? — барменша упирает толстые волосатые руки в бока.

— У нас…обычно… морковку крошат мельче, — испуганно пищит Завирушка, на всякий случай делая ещё один глоток. — Но так даже лучше, спасибо!

— Я решила, что так её будет легче выплёвывать.

— Да, да, госпожа Спичка, вы совершенно правы! — торопливо кивает девушка. — Даже не знаю, почему никто раньше до этого не додумался!

— Потому что я лучшая барменша на побережье! — гордо сообщает Спичка. — Вкусно?

— Очень, — Завирушка делает ещё глоток, мысленным усилием удерживая вылезающие из орбит глаза, — лучший смузи в моей жизни!

— То-то же! — дварфиха гордо удаляется из ложи, и девушка облегчённо выдыхает.

Мир вокруг неё начинает слегка покачиваться, она ещё раз оглядывается в поиске поверхности, на которую можно поставить стаканы, но, не найдя, продолжает сидеть, держа их в руках.

— Лучший смузий на всём континенте! — гордо сообщает она маховику. — Так-то! Надо будет в меню внести.

— Прекрасная дама прекрасна во всём! — галантно подтверждает пожилой дварф.

* * *