Дом железных воронов

Я раскидываю руки, пытаюсь сбросить оковы. Хватка змея становится похожей на тиски, и я думаю, что она может запросто оторвать мне ногу.

Сердце уходит в пятки, я поворачиваюсь, сгибаюсь и бью по голове, скользящей вверх по моему телу. Со всхлипом, который звучит слишком по-человечески, змей отпускает лодыжку.

Змей в два раза длиннее меня, но не толще моего бедра, а рог цвета айвори[9] на лбу – размером с шишку. Подросток, как и я.

Пожалуйста, пощади меня.

Сквозь толщу воды проступают лица людей, я вижу, как блестят глаза Нонны, вижу черную завесу ее волос, подстриженных так же коротко, как мои, хотя ей разрешено носить любую длину.

Ее рот открывается, но вода приглушает крики, сдавливает мое тело. Змей наклоняет удлиненную морду прямо к моему лицу, смотрит в упор обсидиановыми глазами. Как учил Данте, я прижимаю кулаки к подбородку, чтобы защитить самые уязвимые части тела.

Существо проводит раздвоенным черным языком по алым струйкам, стекающим по моим костяшкам, раздувая ноздри и наклоняя голову.

Морские змеи не питают особой любви к нашему виду, который безжалостно охотится на них, заманивая в металлические сети, сжигая огнем фейри и пронизывая копьями. Хотя ничего не пропадает даром – мясо жарят, из чешуи делают аксессуары для богачей, а рога перемалывают для эликсиров или выставляют как произведение искусства, – варварские убийства всегда приводили меня в бешенство. Смерть всех животных, больших или маленьких, опасных или ручных, вызывает у меня ярость.

Если бы только юный змей мог почувствовать, что я не желаю ему зла. Возможно, я могла бы показать ему. Или ей. Я разжимаю кулаки, широко разводя ладони, чтобы показать, что я безоружна. Морские змеи не различают эмоций, но они бесспорно умны.

Вода вибрирует от шума, пронзительных криков и громких голосов. Хотя чистокровные не умирают от потери крови, но все же никто не бросился мне на помощь. Зачем им это? У внебрачных детей незавидная роль, мы всего на одну ступень выше обычных людей. Наверняка некоторые зрители надеются, что змей утащит меня в Филиасерпенс – змеиное логово на глубине тысячи метров.

Когда его язык скользит по безгубой пасти, дрожь пробегает по всему моему телу, я теряю остатки кислорода. Я дергаюсь вверх, и голова оказывается на поверхности.

– Фэллон, Фэллон, – кричит бабушка.

Хотя ее удерживают двое стражников, она отталкивает их с себя и падает на колени, тянется к моим ладоням.

– Гокколина, хватайся за меня!

Но розовый змей плещется между нами, не давая мне приблизиться.

Седовласый стражник, который держал Нонну, широко раскрытыми глазами переводит взгляд с меня на покрытое розовой чешуей существо. Он, наверное, удивляется, как я все еще жива.

Я задаюсь тем же вопросом.

– Катон, сделай что-нибудь! – кричит на него Нонна.

Он обнажает меч и поднимает его. Змей вцепляется мне в живот и тащит назад, в самое сердце канала, затем поднимает морду и шипит на Катона.

– Фэллон, – плачет Нонна.

Змей обвивает мое тело, и хотя мое сердце трепещет, я не осмеливаюсь пошевелиться. Едва осмеливаюсь дышать.

– Какого Котла делает эта змея? – восклицает мужчина-фейри на стеклянном мосту надо мной.

Тарекуоринская дама, одетая в красно-золотую парчу, прищуривается, наслаждаясь зрелищем.

– Играет со своей едой.

Я пытаюсь вывернуться, но змей оборачивается. Я замираю. Он не шипит, его язык просто высовывается и проводит по моему подбородку.

Он просто… он просто… лизнул меня?

Я хмурюсь, пытаюсь схватить его за шею, чтобы оттянуть, но снова его бархатный язык скользит по моему горлу к подбородку. Когда моя ладонь соприкасается с его чешуей, существо замирает, смотрит на меня, затем облизывает разбитую кожу на костяшках. Кожу покалывает, и на моих глазах раны начинают затягиваться. Ошеломительное ощущение.

Существо прижимает свой короткий рог к моей ладони, продолжая тереться об нее.

– Пробует ужин, – говорит дама, чья одежда напоминает шторы.

Но я не согласна. Я думаю, змей меня исцеляет.

Вместо того чтобы придушить его, я скольжу пальцами вниз по его втянутым спинным плавникам. Глаза змея закрываются, его длинное тело дрожит, вибрации проникают сквозь мою кожу, и, в свою очередь, дрожь пробирает и меня.

– Ты исцелил меня, – бормочу я в изумлении.

Его черные глаза открыты.

– Зачем тебе это делать? Я враг.

– Она с этим чудовищем разговаривает? – спрашивает женщина-штора.

– На каком же языке? – вторит ей сосед.

Пока они сплетничают, я глажу змея, и он подрагивает.

У морских змеев нет сердца, Фэллон. Они животные. Опасные и бесчувственные. Так говорила профессор флоры и фауны госпожа Десима.

Но у поймавшего меня существа, должно быть, есть чувства.

Боковым зрением я вижу, как вспыхивают языки пламени.

– Наклонись вправо, – кричит командор, выставляя вперед ладони, – иначе я и тебя с ним сожгу.

– Нет! – хрипло протестую я, но мой голос все же долетает до огненного фейри на мосту.

Змей застыл.

Я провожу рукой по его шее и шепчу:

– Уходи.

Не уходит.