Может быть, Мика позволит ему сгнить здесь. Пусть он сойдет с ума, как Вика, погребенный под землей, неспособный летать, неспособный чувствовать свежий воздух на своем лице.
Двери в конце коридора зашипели, и Хант моргнул, очнувшись от своего молчания. Даже его жалкие зудящие крылья прекратили свою пытку.
Но женский запах, поразивший его мгновение спустя, принадлежал не Брайс.
Этот запах он знал очень хорошо и никогда его не забудет, пока жив. Запах, который преследовал его в ночных кошмарах, разжигал его ярость до такой степени, что невозможно было думать.
Архангел северо-западной Пангеры улыбнулась, когда появилась перед его решеткой. Он никак не мог привыкнуть к тому, как сильно она похожа на Шахар.
— Где-то я уже это видела, — сказала Сандриэль. Ее голос был мягким и красивым. Певучим. Ее лицо тоже было таким.
И все же ее глаза, цвета свежевспаханной земли, выдавали ее. Они были острыми, отточенными тысячелетиями жестокости и почти бесконтрольной власти. Глаза, которые радовались боли, кровопролитию и отчаянию. В этом всегда была разница между ней и Шахар — в их глазах. В одних-тепло, в других-смерть.
— Я слышала, что ты хочешь убить меня, Хант, — сказала Архангел, скрестив тонкие руки на груди. Она прищелкнула языком. — Мы действительно вернулись к той же старой игре?
Он ничего не ответил. Просто сидел на своей койке и смотрел ей в глаза.
— Знаешь, когда у тебя конфисковали твои вещи, они нашли кое-что интересное, и Мика любезно поделился этим. — Она вытащила из кармана какой-то предмет. Его телефон. — Это в особенности.
Она махнула рукой, и на телевизоре, позади него, появился экран его телефона, беспроводная связь показывала каждое движение ее пальцев через различные программы.
— Твоя писанина, конечно, скучна, как грязь. Ты никогда ничего не удаляешь? — Она не стала дожидаться его ответа, прежде чем продолжить. — Но твои сообщения… — ее губы скривились, и она нажала на самую последнюю цепочку.
Похоже, Брайс в последний раз изменила ее контактное имя.
Она послала сообщение через минуту после этого,
А потом-ничего. Его голова стала такой… такой тихой.
— И знаешь, что меня совершенно очаровало? — Сказала Сандриэль, отрываясь от сообщений и углубляясь в фотографии. — Это. — Она усмехнулась. — Посмотри на все это. Кто же знал, что ты можешь вести себя так… обычно?
Она включила функцию слайд-шоу. Хант просто сидел там, когда на экране начали появляться фотографии.
Он никогда в них не заглядывал. Фотографии, которые они с Брайс делали все эти недели.
Вот он пьет пиво на ее диване, гладит Сиринкс и смотрит игру в солнечный мяч.
И вот он здесь, готовит ей завтрак, потому что ему стало приятно сознавать, что он может так о ней заботиться. Она сделала еще одну фотографию, где он работал на кухне: его задницу. С ее собственной рукой на переднем плане, показывающей большой палец вверх в знак одобрения.
Он мог бы рассмеяться, мог бы улыбнуться, если бы не появилась следующая фотография. На этот раз он сфотографировал ее на середине фразы.
Затем они на улице, Хант выглядел особенно раздраженным из-за того, что его сфотографировали, а она противно ухмылялась.
На снимке, который он сделал, была изображена грязная и промокшая Брайс у канализационной решетки, плюющаяся как сумасшедшая.
Фотография с Сиринкс, спящей на спине, раскинув руки и ноги. Фотография Лехабы в библиотеке, позирующей, как девочка-очаровашка, на своем маленьком диванчике. Потом он увидел фотографию реки на закате, когда пролетал над ней. Фотография татуированной спины Брайс в зеркале ванной комнаты, в то время как она дерзко подмигнула через плечо. Сначала он сфотографировал выдру в желтом жилете, а через секунду ухитрился ухватить восторженное лицо Брайс.
Он не слышал, что говорила Сандриэль.
Фотографии начинались как непрекращающаяся шутка, но потом стали настоящими. Приятными. Но их было гораздо больше. И еще больше фотографий, которые сделал Хант. О еде, которую они ели, об интересных граффити вдоль аллей, о облаках и вещах, которые он обычно никогда не замечал, но внезапно захотел запечатлеть. А потом те, где он смотрел в камеру и улыбался.
Те, где лицо Брайс, казалось, светилось ярче, а ее улыбка была мягче.
Даты приближались к настоящему времени. Они сидели на ее диване, она положила голову ему на плечо, и широко улыбались, пока он закатывал глаза. Но его рука уже обнимала ее. Его пальцы небрежно запутались в ее волосах. А потом он сфотографировал ее в своей бейсболке. А потом нелепое попурри из Джелли Джубили, персиков, грез и принцессы Кремпаффа, засунутые в его постель. Фото возле комода. В ванной комнате.