Дом в Порубежье

— Я не знаю, что сказать тебе, Мэри, — проговорил я. — Не знаю, но я намерен подняться на палубу и послушать… Возможно, — я на мгновение задумался, но тут пятый страшный удар по корпусу судна заставил меня забыть о том, что я собирался сказать, и я, испуганный и ошеломленный, застыл на месте, ожидая следующего удара. И он вскоре раздался. Тут моя жена схватила меня за руку и потащила к трапу.

— Прочь из этого темного места, — сказала она. — Я заболею, если хоть еще немного пробуду здесь. Быть может, существо слышит нас, и, если мы поднимемся наверх, оно остановится.

Моя жена вся дрожала, я чувствовал себя немногим лучше и поэтому с радостью поднялся вслед за ней по трапу. Там мы, склонившись над открытым люком, прислушивались к тому, что происходит внизу. Минут пять, наверно, было тихо; затем постукивание возобновилось, подбираясь все ближе к тому месту, где стояли мы. Вдруг оно снова прекратилось и уже, хотя мы и прислушивались еще минут десять, не повторялось. Больше не раздалось ни одного из тех страшных ударов.

Вскоре я отвел жену от люка и усадил ее в кают-компании, поскольку люк находился там же под столом. После этого я вернулся к нему и поставил крышку. Потом я прошел в нашу каюту — ту, которую некогда занимал капитан, ее отец, — и взял оттуда один из револьверов. Я осторожно зарядил его и положил в боковой карман.

Потом я взял из кладовой, где хранил для удобства подобного рода вещи, сигнальный фонарь, используемый мною в темные ночи при уборке канатов с палуб. Я зажег его и, чтобы не было видно света, опустил шторку. Затем я скинул ботинки и, словно внезапно осененный мыслью, схватил из подставки около бизань-мачты один из американских топоров с длинной ручкой — острое и ужасное оружие.

После этого мне пришлось успокаивать свою жену, уверяя ее, что не подвергну себя ненужному риску, если и впрямь столкнусь с опасностью; хотя и не знал, что, пожалуй, и не удивительно, какая новая опасность может грозить нам. Взяв фонарь, я стал тихо подниматься наверх через сходный люк. Я добрался до верха и уже намеревался ступить на палубу, когда кто-то схватил меня за руку. Резко обернувшись, я увидел, что за мной по лестнице поднялась жена, и по дрожанию ее руки, лежавшей на моей, догадался, что она ужасно волнуется.

— Милый, милый, не ходи туда! Не ходи! — горячо зашептала она. — Подожди до рассвета. Останься на ночь внизу. Ты же не знаешь, что может таиться в этом страшном месте.

Я положил фонарь и топор на палубу рядом с люком, а затем, прислонившись к нему, взял ее за руки и принялся успокаивать ее, гладить волосы, одновременно обводя настороженным взглядом окутанные темнотой палубы. Через минуту она пришла в себя и, послушавшись меня, когда я стал убеждать ее, что ей лучше побыть внизу, вскоре ушла, еще раз взяв с меня слово, что я не буду напрасно рисковать.

Когда она ушла, я, взяв фонарь и топор, осторожным шагом направился к борту судна. Здесь я остановился и внимательно прислушался, ибо находился как раз над тем местом по левому борту, где в основном и слышал постукивание и те ужасные удары; но я, хотя и слушал, как уже сказал, очень внимательно, ничего не услышал. Вскоре я поднялся и прошел к срезу полуюта. Здесь, облокотившись на леер, я прислушался, окидывая пристальным взором тускло освещенные главные палубы, но так ничего не увидел и не услышал. Не то чтобы у меня было основание ожидать увидеть или услышать нечто необычное на борту судна, ибо весь шум рождался за его бортом и, более того, ниже ватерлинии. Однако в том душевном состоянии я больше воли давал воображению, нежели здравому смыслу; ибо те странные глухие удары и стук, раздававшиеся снаружи в этом мире одиночества, произвели на мое воображение столь сильное впечатление, что мне стало казаться, будто ко мне из каждого затененного уголка на этих тускло освещенных палубах подкрадываются неведомые и страшные существа.

Потом, когда я все еще прислушивался, не решаясь, неудовлетворенный результатами своего осмотра, спуститься на главную палубу и бросить это занятие, я вновь услышал слабое, но отчетливо раздававшееся в ночной тишине постукивание.

Я выпрямился и прислушался, но ничего не услышал. Тогда я снова оперся о леер и пристально посмотрел вниз на главную палубу. И опять услышал постукивание. Тут я понял, что стук передается по лееру через железные пиллерсы, которыми он крепится к судну. Я повернулся и очень осторожно, тихо направился к корме. Остановившись в том месте, где я впервые услышал постукивание, я нагнулся и приложил ухо к лееру. И вновь очень отчетливо услышал эти звуки.