– Старье! – хмыкала Юлька, любуясь колечком или сережками. – Ненужный хлам и старье! Как сложилась? Подумаешь, бином Ньютона! Как и положено – сосватали, выдали замуж, мужа не любила, ходила с вечно красным носом, потому что все время плакала. Родила пятерых, двое умерли. Потом помер муж, усадьба пришла в упадок, старость встретила в бедности, ну и так далее! Сколько про это написано! А может, пришла революция, и твою девушку, ну, того… изнасиловали, а потом убили. Да ладно, что сморщилась! А вдруг ей повезло, и она успела сбежать на последнем корабле? Ну, например, в Стамбул. А там – да ты и сама знаешь, не хнычь! Чтобы не сдохнуть с голоду, пошла на панель! Обычная история, а ты, Маруська, ревешь! Ну какая же ты дура! – И Юля заливалась звонким смехом.
Подразнить младшую – удовольствие.
Был еще случай. Бабушка Галя отдала Юльке серебряный медальон в форме сердечка, простенький, но с секретом, внутрь вставлялась фотография или заветный локон. Юля вставила фотографию мамы и положила кулончик в тумбочку. А однажды он пропал.
– Это Маруська! – кричала Юля. – Конечно, Маруська, а кто же еще?
Маруся не сознавалась.
Юля рванула ящик Марусиной тумбочки и начала выкидывать оттуда вещи – трусики, конфеты, открытую пачку зефира, носовые платки, записную книжку, заколки, ленточки, фотографии, коробочку леденцов, половинку шоколадки, расческу, томик каких-то стихов. Юля перетряхивала вещи, а Маруся с застывшим лицом смотрела на сестру ненавидящим, немигающим взглядом.
На пороге комнаты возникла Ася. Оценив ситуацию, строго сказала:
– Что у вас тут? Юля, я тебя спрашиваю!
– Спроси лучше ее, – кивнув на застывшую сестру, со злостью бросила Юля, – эту воровку!
Скандал был грандиозный, и в нем участвовали все, включая вернувшегося из университета профессора.
Марусю уговаривали сознаться. Маруся не сознавалась. Юлю стыдили за несанкционированный позорный обыск. Юля кричала. К вечеру страсти утихли, девиц развели по комнатам, но Юля продолжала бубнить, что выведет воровку на чистую воду.
Неделю в квартире стоял траур. А кулончика не было, как будто он испарился.
Спустя неделю он нашелся. Вернула его дворничиха Клава, узнав на фотографии покойницу Катю.
– Ваше? – топчась на пороге, спросила она.
Профессор кивнул:
– Спасибо, а где, простите, вы его нашли?
– Да под вашим балконом! Мела там, ну и смотрю – блестит, видать, драгоценный. Обрадовалась! – Клава улыбнулась, продемонстрировав свой щербатый рот. – А как открыла – так и расстроилась. Жена там ваша, покойница, узнала ее. Значит, придется вернуть.
Расстроенной, но честной Клаве сунули три рубля и коробку конфет. Та повеселела.
– Все правильно, – кричала Юля, – ты его и выкинула! Швырнула в окно, когда я начала искать. Ты воровка! Испугалась и зашвырнула! А это не просто вещь – это мамина вещь и с маминой фотографией! Сволочь ты, Машка! Тихоней прикидываешься, а на самом деле настоящая сволочь!
Маруся билась в истерике, приговаривая, что кулон она не брала, и уж тем более не выкидывала.
На этом все и закончилось, Марусю больше не мучили, Юлю убедили, что кулон она потеряла сама или его утащила птица, но истинной правды так и не узнали. Спустя пару недель отношения восстановились, и в семье наступил относительный мир.
Правда вскрылась спустя многие годы. Маруся созналась Асе: украла, потому что хотела мамину фотографию. Юлька маму помнила, а Маруся нет. Почему кулончик достался ей, а не Марусе?
– Ну да, – вздохнула Ася, как всегда, оправдывающая любимицу, – у тебя была своя детская логика. – И вдруг улыбнулась: – А ты держалась! Я бы так не смогла. Ты кремень, Марусенька! Настоящий кремень, а всегда считалось, что ты слабая и бесхарактерная. Как же плохо я тебя знаю, Маруся!
У Маруси с Асей была особенная связь. Маруся любила мачеху больше всех. Фу, какое ужасное слово – «мачеха»! Какая Ася мачеха? Ася сестра, подруга, мама. Наверное, так нельзя? Мать у человека одна. Марусе было стыдно, она испытывала вину перед мамой за то, что любила Асю. Но так сложилось, и, наверное, мама даже была бы этому рада, что в этом плохого?
А вот назвать Асю мамой у Маруси не получалось. Наверняка той было бы приятно, папа, скорее всего, не возражал бы. А нет, не получалось. Да и реакция Юльки непредсказуема – сестра вполне могла устроить по этому поводу скандал.
С Юлькой вообще ничего предсказать было нельзя. После случая с кулоном был еще один.
На Марусино тринадцатилетие папа подарил ей серебряное колечко с зеленым камушком, девичье, как назвала его Клара. А через три дня сломанное, безжалостно раздавленное колечко валялось в углу комнаты.
Маруся рыдала. Юля держалась:
– При чем тут я? Кто-то наступил, а я виновата?
Где была правда? Так и не узнали. Да и следствие не проводили, замяли. Ревность к отцу, вредность, месть за кулон? Кто знает. А может, и вправду наступили? Маруся безалаберная, вещи бросает где попало.