Дом в Мансуровском

Странно: если добивается мужчина – это доблесть. А когда добивается женщина – это позор.

Нет никакого позора. Просто я не могу без него жить.

Он не подонок, мой Шахиджан. Он – гуляка. Про таких говорят «у него ветер в голове», «молодой, не нагулялся», «восточный мужчина», «темперамент» и так далее. Красавчик: черные кудри, черные глаза, черные ресницы. Волосатый, как черт: руки, грудь, тело. «Обезьяна, – смеется он, – я волосатый, как обезьяна».

Я задохнулась, когда впервые его увидела.

Неужели такое бывает? Откуда такие в наших серых, размытых, скучных пенатах? А красный свитер? Он горел как костер. А белые-белые зубы? Он во весь рот смеялся, и зубы сверкали, как рафинад на солнце.

– Кто это? – спросила я у знакомой девицы.

– Шахиджан – вздохнула та. – Хорош, да? Красавчик!

– Иностранец? – уточнила я.

– Да черт разберет! Вроде отец армянин, а мать арабка. По крайней мере, так говорят. Родня за границей, кажется, в Париже. Он живет здесь, а где родился – черт его знает.

Мне не важно, где он родился. Мне важно, что он здесь. Рядом. В этом же здании, в нескольких метрах от меня. И я стала его караулить. Попадаться ему на глаза. Мелькать перед ним – в коридорах, холлах, в столовой и в библиотеке, в аудиториях и на кафедре.

Я была вездесуща. И наконец он меня заметил. Это было в столовой в двенадцать дня, когда очереди вырастают мгновенно, как хвост ящерицы.

Я стояла в самом начале. Он подошел, с тоской посмотрел на сосиску с горошком, потом перевел взгляд на очередь и посетовал:

– Не судьба…

Если бы передо мной стояли девицы – а он наверняка на это рассчитывал, – голодным бы он не остался. Но передо мной стояли три парня, по взглядам которых было понятно, что Шахиджан останется без сосиски.

Он развернулся и направился к выходу. Медленно, вразвалочку, словно надеясь, что еще не все потеряно.

И тут я выкрикнула:

– Эй, подожди!

Мой голос был хриплым и незнакомым.

Он обернулся и оглядел очередь – ему? Или не ему? И кто крикнул?

Я махнула рукой, позвала его.

Шахиджан пожал плечом, приподнял бровь, глянул на очередь и пошел ко мне.

В этот момент я стала первой.

– Что тебе? – буркнула я. – Сосиски?

Он растерялся, но быстро взял себя в руки:

– Да-да, две сосиски, горошек, булку и чай!

Буфетчица смотрела на меня с усмешкой. Я чувствовала, что всю меня, от ступней до корней волос, заливает горячей волной.

Шахиджан забрал свои сосиски, а я замолчала, как истукан.

– Ну? – хмыкнула буфетчица. – А тебе что?

Вздрогнув, я пролепетала:

– То же самое.

На раздумья времени не было.

Я не любила сосиски. И не ела зеленый горошек. Я не едок, как говорит моя мама. Я птичка, клюю понемножку.

Я взяла свой поднос и оглядела зал. Он сидел за свободным – редкость – столом и махал мне рукой.

Как я дошла и не упала, не споткнулась, вместе с этим дурацким подносом и дурацкими сосисками? Чудеса.

Я села за стол и почувствовала, что не смогу проглотить ни кусочка. Зато он уминал с аппетитом. А я как полная дура сидела над своими тарелками, изучая содержимое.

– Чего не ешь? – удивился он и наконец сообразил: – А, да! Спасибо тебе. Если бы не ты – кстати, как тебя? – я бы умер от голода.

– Катя, – тихо сказала я, – Катя Светлова. Слушай, мне что-то расхотелось. Честное слово. Я только чай и булочку. А сосиски ты можешь съесть. Я не дотрагивалась, честное слово!

– Ну что ты заладила – «честное слово, честное слово»! Я видел, что ты не дотрагивалась. Что, правда не будешь? Точно? Тогда ладно, я проглочу. Теперь ты знаешь страшную тайну. – Он наклонился, выпучил свои невозможно чернючие глаза и прошептал: – Я жуткий обжора!

И вдруг мне стало смешно. Легко и смешно. Мы познакомились, а это значит… Ничего это не значит. Вообще ничего. На следующий день он меня не узнал.

Мы столкнулись в коридоре.

– Привет, – сказала я.

Он мимолетом посмотрел на меня и тут же отвлекся, кого-то окликнул, обогнул меня, побежал и… исчез. Он не узнал меня. И наш совместный обед ничего не значил. Он забыл о нем, как только вышел из столовки. И обо мне тоже забыл. Это для меня было событие века.

Как называется это в психиатрии? Навязчивая идея? Скорее всего. Но я повторяла, что это любовь. Я видела, как самые яркие и красивые девушки вьются вокруг Шахиджана, и он не отказывается от общения и флирта. Он не высокомерный и не чванливый, но будет видеть только то, что захочет увидеть.

Он все про себя понимает, знает, что красавец, знает, что он выделяется из любой – повторю – любой толпы и компании.

Он яркий, заметный, необычный. Он может быть общительным и остроумным, может тянуть на себя одеяло, а может быть тихим, неразговорчивым, хмурым и нелюбезным. Все зависит от настроения. Он может нагрубить, наорать, жестко поставить на место, может быть несправедливым и гневливым.