Читаем Дом, в котором… не гаснет свеча полностью

— Сейчас вернусь, подождите, я быстро. Спустя несколько минут он вернулся с чехлом, чехлом от гитары. — Это тебе. Мне она не нужна, играть не умею, а у тебя эта красавица долго без дела висеть не будет. Отговорки не принимаются.

Лёша неохотно взял из рук инструмент. Радости не было предела. Его гитара была продана ещё осенью, а на новую не было денег, временами он пользовался чужими.

— Чёрт, спасибо огромное, — он дружески приобнял одной рукой своего товарища, после чего, сквозь душащие его слёзы сказал: — До свидания, Юрок. До новых встреч, Елена Алексеевна. Ещё раз спасибо за эту чудную неделю.

За спиной что-то очень громко застучало и оглянувшись он понял, что поезд уже отправляется.

— До новых встреч! — крикнул он им, взглянув последний раз, после чего нырнул в свой вагон.

С трудом он добрался до своего места и расположившись, уснул. Проснулся, когда уже был вечер.

«Сколько же я спал?»

— Пару часов.

— Давно тебя не видел, — недовольно буркнул Лёша, тот час же встретив непонятливые взгляды попутчиков. — Прошу прощения, примерещится же всякое. — неловко потерев затылок, он язвительно прошипел: Дятел.

— Сам дятел, дурака кусок.

— Чего хотел?

— Нервишек потрепать, давно уже тебе не надоедал.

— Ценю твою честность.

— А я твою нервозность.

— Мы друг друга стоим, пубертатная язва.

— Зачту это как комплимент.

— Так что же ты в итоге от меня хочешь?

— Да так, ничего, — в тоне слышалась не договорённость, но Лёше до этого дела не было.

Он молча уставился в окно, занятый своими мыслями. Вновь та же картина, те же виды, уже припорошенные снегом. Зима пришла раньше положенного срока, календарь был писан не для неё. Лёгкий мороз моментально подрумянивал щёки прохожим, а волосы и ресницы покрывал белыми хлопьями, сразу же превращающимися в капельки.

Воспоминания накатывались одно за другим, вызывая непроизвольную улыбку. Вспомнилась тёплая квартира в центре Питера, её добродушные владельцы и портрет. Что-то в нём было особенное. Судьба каждого человека уникальна, хранит в себе множество тайн и загадок, но в жизни этих людей было что-то таинственное, что-то манящее, не поддающееся логическому объяснению, но одновременно и пугающее. Распутывая клубок из ютящихся мыслей, он наконец отправился в объятия к Морфею. А вернулся, когда стало светать. Ночью, по-видимому, был сильный снегопад. На улице лежали большие сугробы, которые то и дело манили к себе.

«Детвора обрадуется, когда увидят эту картину. Сколько же сейчас баб снеговых во дворах будет».

Часы сменялись часами, дни ночами и наконец приблизился момент, когда стук железных колёс о рельсы сменился на привычный ему гул машин. Домой возвращаться ему вовсе не хотелось, пришлось заскочить на пару минут чтобы оставить вещи и сразу вынырнуть во двор.

Знакомые улицы радушно встречали его своей по-прежнему спокойной жизнью. Снег приятно шуршал под ногами, а предвкушение долгожданной встречи просто грело его изнутри.

Неожиданно для себя он остановился, снял с плеч гитару и лёг на снег. Наигрывал первые приходящие в голову аккорды. В голову лезли слова, но тут же вылетали из памяти, а записать их не было возможности. «Чёрт» — единственное слово приходящее на ум для описания этой ситуации. Он поднялся припорошенный белым покрывалом, отряхнулся и пошёл дальше. После того, как проходящая мимо женщина, испуганно отвела свою дочь, произнеся при этом: «Мамочки, что творится. Такой молодой, а всё туда же. Кому мы страну передаём?» Мысли его не имели логического объяснения и просто изнемогали своей переменчивостью, но когда на горизонте появился белый дом, то сразу же стало легче.

Из дымохода выходил серый едва заметный дымок, а в окнах мелькал чей-то силует.

«Она дома».

Это приободрило его и резвые ноги ускорили шаг. Ему уже не терпелось увидеть своего товарища и сесть за написание новых мелодий, да и кроме того, историй, которые было необходимо с кем-то обсудить тоже собралось предостаточно.

До боли знакомый скрип половицы и дверей, аромат старой древесины и бумаги вернули его обратно и успокоили непокорные плоды фантазий, как вдруг грезу мечтательности прервал грубый мужской голос: «Кто там?»

26 глава

Из-за угла вышел мужчина крупного телосложения в спортивных штанах и майке-алкоголичке, в доме было действительно душно, даже с улицы, поэтому одежда незнакомца его совсем не смутила.

— Чего тебе, мальчик?

— А вы кто?

— Тот же самый вопрос назревает и у меня. По крайней мере, я в чужой дом без спроса не вламываюсь.

— Раньше этот дом был не жилой…

— Раньше это было раньше, — недовольно перебил тот. — А сейчас это сейчас, поэтому выметайся отсюда и чтобы ноги твоей я здесь боле не видел.

И захлопнул дверь прямо перед носом.

— Ну и сиди тут, жлоб, — обиженно кинул ему Лёша.

«Так, таких психов в жизни встречаться будет полным полно, но отчаиваться не стоит. Сейчас бы найти Лику. Надеюсь эти подонки ничего с ней дурного не сделали».

Он отправился по той же дороге обратно домой, куда идти ему вовсе не хотелось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза