Дом Утраченных Грез

Грудь… Тут похвастать было нечем. Подростком, как большинство застенчивых девиц, она выработала привычку обхватывать плечи скрещенными руками, загораживая набухающие – а позже и раскрывшиеся – бутоны. В отличие от большинства женщин, она так и не избавилась от этой привычки. Сидела, обычно скрестив руки на груди, при ходьбе – тоже и даже могла, выгнув запястье или прижимая страницы к столу выставленным мизинцем, читать книгу со скрещенными руками. Иногда, делая паузу в разговоре с Ким, она невольно переводила взгляд на безупречную грудь подруги: не завидуя, или восхищаясь, или мечтая о такой же, а, можно сказать, искренне поражаясь тому, сколь непоследовательна природа, одаривающая своей милостью.

– Какие у тебя планы? – поинтересовалась Ким.

Таверна стояла в оливковой роще. По ветвям змеились электрические гирлянды с красными, синими и желтыми лампочками. Под окном таверны находилось устройство с фиолетовой лампой, которое приманивало и уничтожало насекомых.

– Могу не возвращаться домой, – ответила Никки; крупный мотылек, потрескивая, сгорел в устройстве. – Могу, как неделя пройдет, просто остаться здесь. Как Майк?

– Прекрасно, хотя он попал в аварию и сломал руку. Сегодня он ушел с пастухом.

– Должно быть, расстроился, что не смог приехать встретить меня.

– Он любит тебя, Никки; хотя тебе так не кажется, но он правда любит тебя.

– Где ты находишь время быть такой доброй к людям?

Ким хорошо знала эту манеру Никки – к лести добавлять толику язвительности. Она оценивающе разглядывала подругу в безжалостном свете разноцветных лампочек. Эту женщину грызет червь неудовлетворенности. Ким надеялась, что с их помощью она сможет отдохнуть от самой себя.

– Ну что, уходим отсюда?

– Еще бокальчик. Где этот красавец официант?

Молодой официант подошел к ним. Никки, опершись подбородком на сложенные ладони, заказала еще вина. Улыбнулась ему. Глазки она строить умела: могла переключать, как автомобильные фары, с дальнего света на ближний. Сейчас она включила мощный дальний.

Сраженный наповал официант придвинул стул и подсел к ним. По-английски он говорил ужасно, но старался:

– Откуда? Дойч? Инглиз?

Никки убавила сияние глаз. Слегка подалась вперед:

– Нам с подругой надо о многом поговорить. Пошел ВОН!

Официант глупо улыбнулся. Взглянул на отвернувшуюся Ким. Снова посмотрел на Никки и наконец понял. Встал, подхватил свой поднос и скрылся.

– Кем они, черт подери, себя считают? – возмущалась Никки.

– Он просто мальчишка, – сказала Ким.

Очередное насекомое затрещало, поджариваясь на фиолетовой лампе.

16

Ким договорилась в уютной, но скромной деревенской гостинице в Камари, что Никки поселится у них. Никки оскорбленно запротестовала:

– Но я думала, что буду жить у вас!

– У нас нет места; и, поверь, тебе не понравится спать на полу среди скорпионов.

Низенькая толстая хозяйка семейной гостиницы «Аполлон» встретила Никки с распростертыми объятиями, похлопывала ее по щекам, суетилась, показывая ей безукоризненно чистую комнату с видом на освещенную церковь Девы Непорочной. Ей замечательно удавалось не обращать внимания на то, что Никки дулась и не разжимала рук, скрещенных на груди.

– Это недорого, Никки!

– Дело не в деньгах. Не хочу быть одна.

– Ты не останешься одна. Все время будешь с нами. Здесь ты будешь только ночевать. Вещи можешь распаковать потом. Мы уговорились пообедать в деревне.

Когда Ким припарковала «рено» на деревенской платья, Майк, Кати и Василис уже сидели за столиком. Это была ее идея – пригласить знакомых: она рассчитывала, что тогда встреча старых друзей произойдет более мирно. Майк и Никки вели себя как люди, нанесшие друг другу взаимное оскорбление, а в чем оно состояло, оставалось непостижимым для всех, кого это волновало. Никки всем видом показывала, что не горит желанием выходить из машины.

«Нет, неделю я не выдержу», – подумала Ким. Она наклонилась и схватила Никки за подбородок.

– Греки не любят, когда кто-то хандрит.

Глаза Никки предательски заблестели; она напоминала ребенка, который вот-вот расплачется. Потом она взяла себя в руки и вышла из машины:

– Порядок. Пошли.

– Так-то лучше, – сказала Ким, ведя ее к столику.

И Никки была само очарование, сама приветливость. Когда Майк встал поприветствовать ее, она обняла его с таким пылом, что даже греки удивились; взяла протянутую ладонь Кати обеими руками и сделала комплимент по поводу цветущего вида ее и остальных; не возражала, когда Василис галантно поцеловал ей руку. Она с таким интересом расспрашивала Кати и Василиса и слушала их ответы, будто они были последние греки на земле. Спокойно попросила подошедшего официанта принести шампанское и пять бокалов, не стала устраивать скандал по поводу того, что им принесли взамен шампанского. Разлила игристое вино по бокалам и предложила тост за старых и новых друзей.

Когда Василис заказал для каждого одинаковый набор блюд, Майк обратил внимание, что она поддержала этот мужской педантизм. Кати заговорила о своей работе в деревенском женском кооперативе, и Ким поразилась настоящему, как родниковая вода, восхищению Никки.