Дом учителя

— О господи! — Ольга Александровна подошла к сестре. — А ты решила остаться? Одна?

— Ну что мне могут сделать? Кому я нужна и кому опасна? Я тихонько буду ждать вашего возвращения. Ведь вы вернетесь?.. Сергей Алексеевич, вы обязательно вернетесь?

Она не трогалась с места, не двигалась, и только ее ладонь с вздрагивающими пальцами, обращенная к зрячим людям, словно бы тоже спрашивала.

— Вернемся, конечно! Никуда не денемся! — ответил Самосуд.

— Мы завтра все уезжаем, Машенька, — сказала Ольга Александровна. — Все мы… А дом мы заколотим.

— Не беспокойтесь о доме, — сказал Самосуд. — Все заботы о нем, о библиотеке я принимаю на себя.

Ольга Александровна обняла сестру за сухие плечики, и они постояли так, как две подружки. Мария Александровна, утешая старшую сестру, поглаживала свободной рукой ее округлую спину. Но открытые глаза слепой оставались по-прежнему мертвенно-безразличными, стеклянно блестя в свете лампы.

Четвертая глава Перед битвой Генералы

1

Командиры закрывали папки с картами и схемами, застегивали планшеты и выходили — они были утомлены и озабочены; рассеянно, как бы про себя, улыбался начальник армейской разведки. Только что командующий фронтом резко, в пух и прах, разнес его доклад, и этот желтый от недосыпания немолодой полковник уходил с неясной улыбкой, натыкаясь, как слепой, на стулья.

Генералы остались вдвоем: командарм — генерал-лейтенант, однокашник генерал-полковника, командующего фронтом — вместе, и одном году, поступили в Академию имени Фрунзе, вместе переходили с курса на курс — подождал, пока дверь за участниками совещания закрылась, и перевел взгляд на командующего. «Ну, а теперь давай без чинов, по душам…» — было в этом взгляде, сразу изменившем замкнутое выражение его большого, в толстых морщинах лица. Генерал-лейтенант в продолжение всего совещания говорил мало, больше слушал, держась как бы даже в сторонке. И с неодобрением — это было замечено многими — покачал головой, когда командующий проговорил своим однотонно-звучным, без оттенков голосом:

— …Противник накапливает в данный момент силы на магистралях, ведущих к Москве. Но на его пути стоим мы — и у нас задача ясная: не пустить фон Бока к Москве, остановить и жесткой обороной в тактической полосе… — командующий сделал короткое сверху вниз движение выпрямленной кистью руки, будто подсекая что-то в воздухе, — разбить наступающего противника!

Далее он сказал, что, хотя армия, в которой он сейчас находится, держит оборону на важном для всего фронта южном фланге, он не обещает ей ни свежих дивизий, ни сколько-нибудь значительного усиления боевыми машинами — танками и авиацией.

— Маневрируйте, создавайте резервы из своих наличных сил, — сказал он, — и выполняйте задачу. Мне Ставка Верховного тоже ничего не обещает в ближайшем будущем.

Все это для командарма не было новостью. И теперь, с глазу на глаз, ему хотелось выложить командующему фронтом свою обиду.

«На твоем месте я, вероятно, говорил бы то же самое: «остановить и разбить», — мысленно готовил он целую речь. — Я, как и ты, приказываю комдивам: «Выполняйте задачу!..» Но ты лично сегодня убедился: в полках у меня некомплект, в иных не наскребешь и батальона, моя линия обороны недопустимо растянута. А против танков мое главное оружие — бутылки КС, слезы горючие, как говорят бойцы… Мы с тобой учились по одним и тем же книжкам, наши столы в академии стояли рядом. Мы, как азбуку, затвердили: «Лучшая стратегия в том, чтобы быть сильнее противника в решающий момент и в решающем пункте». И это так точно — азбука! Ответь мне теперь, мы старые товарищи! Что ты говоришь себе самому, когда остаешься один? Что ты говоришь себе ночью, когда не спится? Я вот совсем сна лишился…»

Не отрываясь, командарм следил за всеми движениями генерал-полковника, выбирая момент для своих вопросов. Командующий что-то вписывал в толстую, в черной клеенчатой обложке «общую» тетрадь; кончив писать, он сунул тетрадь в полевую сумку.

— Ну, пора… — объявил он, — хочу добраться до ночи… — И, подняв голову, не договорил: в окно уже светил тонкий месяц, позолоченный, как на поздравительной открытке; небо полиловело, помутнело.

— Засиделся как! — подивился он. — Время, время! Вот чего нам не хватает — времени.

Встретившись взглядом с командармом, он умолк; несколько мгновений оба молчали, и в узких, цвета зеленоватого льда глазах командующего, подпертых выдававшимися скулами, появилось выражение безучастного, чистого внимания — он приготовился слушать.

— Ты через Малиновку к нам ехал? — неожиданно для себя самого спросил командарм. — Там сегодня «юнкерсы» мост повредили. Поезжай на Арсеньевен — вернее будет.

— Восстановить мост, — приказал командующий.

— Восстанавливают, само собой. — И командарм тоже умолк.

Генерал-полковник подождал еще несколько секунд.

— Да, времени у тебя маловато — учти, Федор! — сказал он.