Дом у последнего фонаря

– Уверена, так и было. Лыгин часто говорил, что люди собирают не вещи, а свое представление о вещах, на чем и кормятся жулики.

– Не могу отказать покойнику в мудрости, но все равно сомневаюсь, что он поменялся на таких условиях. Если бы у меня был Эвбий и меня соблазняли молитвенником 1553 года, пусть даже с двумя изображениями аббатства (опустим вопиющую ложь о Джейн Грей!), я бы согласился лишь на то, чтобы дать Эвбия на время. Как говорится, подержать и позавидовать. А молитвенник сошел бы в качестве платы за мои переживания.

– Все так серьезно? – нахмурилась Александра.

– Все ОЧЕНЬ серьезно. Тут ложь на лжи, и Лыгин уже не скажет нам правды, а ваш приятель куда-то загадочно исчез.

Женщина снова набрала номер Олега. На этот раз телефон оказался включен, но напрасно Александра слушала долгие гудки. Ей никто не ответил. То же повторилось с номером Светланы. Телефон Лизы был по-прежнему недоступен.

– Будто все они тоже умерли! – в сердцах воскликнула художница. – Может, поминки удались и никто не в состоянии взять трубку? Тем более Светлана любит выпить.

– Час от часу не легче, – вздохнул коллекционер. – А я-то надеялся расспросить ее о трактате Эвбия. Как вы думаете, Саша, стоит?

Александра отрицательно покачала головой. Мужчина достал сигареты и, задумчиво глядя в пространство, чиркнул зажигалкой:

– Лыгин умер, да здравствует Лыгин! У меня такое ощущение, что старик еще жив. Я все время мысленно спорю с ним. И вот только что поймал себя на жутковатой мысли: чем расспрашивать наследничков, лучше поговорить с ним самим. Старик распространял вокруг себя особое настроение… далекое от нормальности. Но вульгарный мистицизм, о котором вы поведали, Саша, для меня новость. Бафомет! Эти еретические игры предназначены для неискушенных простаков. Но чем дольше я думаю о том, как он умер, тем больше убеждаюсь, что нечто подобное могло иметь место. Я давно с ним не общался, очень давно… А люди ведь меняются…

Александра с изумлением заметила, что у мужчины увлажнились глаза.

– Пора домой, – сказал он, поднимаясь и без всякой необходимости шумно двигая стул. – Что-то я совсем расклеился.

– Погодите… – Александра торопливо запаковала в оберточную бумагу молитвенник вместе с вырезанными страницами и подала ему сверток: – Раз в мою мастерскую может попасть кто угодно, мне лучше не хранить это у себя. Возьмите, на время.

Провожая Эрделя, она спустилась по лестнице, к этому моменту уже обезлюдевшей. Только две-три шатающиеся фигуры встретились им на пути. Александру неприятно удивило то, что дверь в мастерскую покойного была распахнута настежь. Внутри мелькали незнакомые люди.

– Я боюсь, что тут образуется притон, – объяснила она Эрделю свое недовольство. – До сих пор нас Бог миловал. Квартиры, где еще сохранился пол, заняты под мастерские. Но теперь все может пойти вразнос…

– Так вы сегодня едете в Питер? – спросил коллекционер, когда они оказались на улице.

Еще не было и четырех, но на город уже опускались сумерки. В переулке зажглись фонари, высоко подвешенные на скрещенных проводах. В их свете свежий снег, лежавший на тротуарах, как холст, развернутый для отбеливания, казался оранжевым.

– Надеюсь, еду, – ответила женщина. – И рассчитываю вернуться завтра вечером.

Машина Эрделя развернулась и, оставляя глубокие борозды в снегу, медленно поползла вверх по переулку. Александра стояла у подъезда, жадно дыша всей грудью, и не спешила возвращаться в мансарду, которая умудрялась быть одновременно душной и промозглой. Отчего-то женщину мучило ощущение невыполненного долга, хотя обязательств ни перед кем она не нарушала. «Разве что задержалась с реставрацией… А картину нужно отнести на хранение к Стасу. Не хватало еще покрывать убытки владельцу! И что теперь делать с замком? Неужели врезать новый?!»

Любое соприкосновение с бытовыми проблемами внушало Александре ужас. Она предпочла бы выполнить какую угодно сложную реставрационную работу, но не искать, к примеру, электрика и не просить его починить искрившую розетку. Однако жить с сознанием, что единственный запасной ключ пропал и теперь незваный гость может в любой момент навестить ее жилище, женщина тоже не могла.

Внезапно Александра услышала за спиной знакомый голос. Ее окликнул незаметно подошедший Олег.

– Ты! – Задохнувшись от гнева, она только это и смогла сказать.

Мужчина явно не уловил интонации, потому что приветствовал художницу самым сердечным образом:

– До чего же я рад тебя видеть! Ну, был денек!

Лицо Буханкова раскраснелось, пальто было распахнуто, несмотря на холод. Из-под него виднелась измятая рубашка с наполовину оторванными пуговицами.

– Почему ты в таком виде? – невольно заинтересовалась женщина.

– Укладывал баиньки Светлану. – Смущенно смеясь, Олег попытался застегнуть рубашку на отсутствующие пуговицы, но, поняв бессмысленность этого занятия, махнул рукой. – Сперва ей было очень грустно, потом, как водится, сделалось весело… А потом я ее таскал на себе в ванную и обливал холодной водой. Отбивалась, как бешеная кошка. Рубашку изодрала. Теперь спит.

– А Лиза?