Дом у последнего фонаря

– Умер… – Александра услышала свой голос словно издалека. – Сосед.

– Когда?

– Точно неизвестно. В течение последних суток.

– Я знала это. – В голосе Лизы прозвучало удовлетворение, ужаснувшее Александру. – Я знала, что кто-нибудь еще умрет.

– Почему?! Почему?!

– Тот, кто пришел из бездны, всегда забирает две жертвы.

– Кто пришел, Лиза? – Теперь женщина вовсе не расслышала собственного голоса. Но девушка каким-то чудом разобрала ее слова.

– Двуликий, – серьезно ответила она. – Он заберет двоих.

– Это то, о чем ты мне говорила на даче? Бафомет? Проклятье твоего отца? Демон? Ты хочешь сказать, что он забрал две жертвы – твоего отца и моего соседа?

Александра чувствовала, что реальность рушится, искажается. «Я действительно это произношу?

И меня правда это пугает?!» Но еще более ирреальным был ответ, прозвучавший в трубке.

– Нет, – печально сказала девушка. – Он забрал вашего соседа… И заберет еще кого-то. Второй жертвой станет женщина. Ему всегда требуются мужчина и женщина. У него два лица… Но это трудно объяснить.

– Не так уж трудно, – хрипло возразила Александра. – Предположим, я это знаю. А ты уверена, что Двуликий не удовлетворится двумя смертями?

– Одной смертью, – поправила ее Лиза. – Мой отец для него отныне не мертв. А вот за вами он может прийти.

В трубке раздались частые гудки. Связь прервалась.

Женщина отняла телефон от уха с такой осторожностью, словно он мог взорваться.

– Как все это понимать? – обратилась она к тишине, притаившейся в темных углах мансарды. – Мне сейчас угрожали или меня пытались предостеречь?

Глава 8

Утро было белым, каким может быть только позднее ноябрьское утро, щедро засыпанное выпавшим за ночь снегом. Александра, лежа в постели, смотрела в высоко прорезанное мансардное окошко и гадала, сильно ли намело за ночь. Когда она наконец встала и подошла к окну, реальность превзошла ее ожидания. Тротуары покрылись сугробами. На мостовой в снежной каше пополам со льдом буксовали медленно проезжавшие машины. Деревья в крохотном скверике на углу переулка согнулись под тяжестью липкого снега вдвое.

Улыбаясь, женщина чуть приоткрыла створку окна, чтобы впустить в мастерскую наполненный снеговой свежестью воздух. Она любила едва установившуюся зиму, пахнущую только что разрезанным ледяным арбузом. Недолговечная белизна, которой почти всегда было суждено смениться грязью оттепели, пленяла, как все красивое, что живет недолго. В такие дни начала зимы Александра обычно брала этюдник и уходила на натуру, хотя почти забросила живопись. Этюды потом грудами валялись в углу мансарды, и, перебирая их, вспоминая одну минувшую зиму за другой, женщина всякий раз убеждалась, что ее воспоминания намного живее и красочнее, чем эти наброски, выполненные, казалось, чьей-то чужой рукой – равнодушной, холодной и бесплодной.

«Хорошо, что у меня хватило мужества осознать факт, что в живописи я ничего не добьюсь, – думала Александра, умываясь и возясь с плиткой. – Еще лучше, что я не сочла это концом света. Жизнь продолжается вне зависимости от того, гений ты или посредственность. Некоторые даже рассчитывают на бессмертие. О, господи…»

Едва вспомнив о Лыгине, она упала духом. Вчерашние откровения Олега как будто отчасти заслонили от нее гибель коллекционера. Утром истина предстала во всей наготе. «Он мертв, а я никак не могу в это окончательно поверить. Мне все кажется, что с ним нужно считаться, как с живым. Будто он еще может вмешаться в мою жизнь, потребовать чего-то, приказать – в своей обычной “любезной” манере!»

Александра попыталась отвлечься работой. Взялась за пейзаж, который реставрировала, но через час бросила его. Третьеразрядная картина надоела художнице так, будто она всю жизнь видела ее перед собой. «Это и есть моя жизнь – посредственные полотна, безумные коллекционеры, навозные кучи и редкие жемчужные зерна, которые я в них иногда нахожу… И миражи, бесконечные миражи, за которыми я гонюсь. Прах, порождающий прах. Ведь все мы, собиратели древностей и редкостей, ловцы праха. Мы пытаемся удержать в плену ускользающее время… Но оно проходит безвозвратно, а нам достаются лишь осколки, обрывки прошлого, которые мы, безумцы, выторговываем друг у друга по бешеным ценам!»

Александра отмыла руки от краски и достала из сумки молитвенник Джейн Грей, с которым не расставалась после того, как узнала о его действительной ценности. «Не хватало еще, чтобы книгу украли. А сумку оторвут только вместе с рукой!»

Усевшись за стол и грея озябшие пальцы о кружку с горячим кофе, женщина разложила перед собой пергаментные страницы, покрытые пятнами засохшей крови. Одну за другой, она вкладывала их в искалеченный молитвенник. Число срезов и страниц совпало. Срезы были ровные, их явно выполняли по линейке. Закрыв разом припухший молитвенник, женщина задумалась.