Дом у озера

«Ни в коем случае не общайся с бабушкой девочки, даже думать не смей!» Сэди отогнала мысли о Нэнси Бейли, сказала себе, что поступила правильно, и попыталась в это поверить.

Новая карта усадьбы Лоэннет лежала у нее на коленях, и Сэди, чтобы отвлечься, сосредоточила на ней все свое внимание. Эта карта оказалась намного старее той, что Аластер дал Сэди раньше, – тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года, как утверждала надпись наверху, – и ее нарисовали, когда «Дом у озера» еще был частью большого имения. Несмотря на устаревшее написание и странный шрифт, от которого некоторые слова выглядели совершенно нечитаемыми, карта выглядела очень знакомо, учитывая, что всю прошлую неделю Сэди изучала поэтажный план здания, пытаясь сообразить, каким путем вынесли в ту ночь ребенка. Все комнаты и другие помещения дома были там, где им полагалось быть.

Разве что… Сэди вгляделась, потом вытащила из папки первую карту и положила рядом, чтобы сравнить.

Все-таки они отличались. На более поздней карте отсутствовала маленькая комнатушка, вернее, закуток по соседству с детской.

Что это? Шкаф? Неужели в семнадцатом веке уже существовали стенные шкафы? Вроде бы нет. Даже если они уже были, то зачем включать в поэтажный план именно этот, а не другие?

Сэди задумчиво постучала пальцами по губам. Посмотрела на дедово деревце, потом на собак, которые устроились у каменной стены, и, наконец, на море. Взгляд упал на черную точку корабля, маячившего на горизонте.

И тут ее осенило.

Сэди торопливо просматривала бумаги, пока не нашла выписки из главы «Род Дешиль из Гавелина».

Вот оно: во времена правления Генриха Восьмого дом построил некий Дешиль-мореплаватель, который похитил у испанцев много золота. Как же еще называют таких людей?

Ассоциативные связи вспыхивали у Сэди в мозгу проблесковыми маячками: Дешиль, который, возможно, был пиратом… разговор Луизы о контрабандистах и о туннелях по всему побережью Корнуолла… туннель в книге «Волшебная дверь Элеонор» и его двойник в реальной жизни… столб и кольцо, которое Сэди видела собственными глазами…

– Тебе письмо, – сообщил Берти и протянул ей маленький конверт.

Сэди молча взяла письмо. Она настолько увлеклась новой, зарождающейся в мозгу теорией, что даже не обратила внимание на имя, аккуратно напечатанное в левом верхнем углу конверта.

– От полицейского, – настаивал Берти. – Клайва Робинсона из Полперро. Разве ты не…

Дед осекся на полуслове.

– Господи, тебе что, призрак явился?

Призраки ей, может, и не являлись, но у Сэди возникло ощущение, что рядом промелькнула тень.

– Комната, – произнесла Сэди, когда Берти подошел к ней и заглянул через плечо. – Вот этот маленький альков… По-моему, я знаю, как ушел похититель.

Глава 12

Лондон, 2003 г.

Этот уголок Южного Кенсингтона изобиловал призраками; собственно, именно поэтому сестры Эдевейн его и выбрали. Каждый год в годовщину смерти Элеонор они пили чай в кафе музея Виктории и Альберта, но вначале встречались в Музее естественной истории. Отец завещал свою коллекцию музею, и Элис считала, что незримое присутствие отца чувствуется здесь сильнее всего.

Сестры считали логичным поминать обоих родителей в один день. У отца с матерью была такая любовь, о которой пишут в книгах, а обычные люди ей завидуют: красивые юноша и девушка, случайно встретились, полюбили друг друга с первого взгляда, а потом их разлучила Первая мировая война, но чувство молодых людей не только выдержало проверку, но и стало еще крепче. В детстве Элис и ее сестры принимали отношения родителей как данность и выросли под сенью их преданности друг другу. Однако такая любовь не нуждается в посторонних. Элеонор и Энтони почти ни с кем не общались, делая исключение только для очень тесного круга старых друзей, и неохотно выезжали. Сейчас Элис понимала, что их обособленность добавляла волшебства ежегодному празднику в Иванову ночь. Когда Элеонор неожиданно погибла, ненадолго пережив мужа, люди качали головами, ужасались и говорили сестрам: «Конечно, они не могли друг без друга!» Те же самые люди многозначительно перешептывались за спинами сестер: «Похоже, она не вынесла разлуки».

Элис, как всегда, пришла в музей первой. Это вошло у них в привычку, словно по негласному соглашению, благодаря которому Элис чувствовала себя пунктуальной, а Дебора – взбалмошной. Элис устроилась на скамейке в центральном холле музея, сунула руку в сумочку, погладила гладкий кожаный переплет потрепанной записной книжки, потом вытащила ее и положила на колени. Больше всего на свете она любила наблюдать за людьми и со временем выяснила, что если просто пялиться на окружающих, тебя сочтут не в меру любопытной, но если делать это с блокнотом и ручкой, то сойдешь за рассеянную и даже очаровательную особу. Впрочем, сегодня Элис не хотелось ничего записывать – ее слишком занимали собственные переживания.