Дом у кладбища

Племянница тюремщика, по ее словам, хорошо помнила дядюшку, уже глубоким стариком, за три года до мятежа, тот поведал, что мистер Дейнджерфилд покончил с собой при помощи углей, тлевших в металлической грелке, которую он, жалуясь на озноб, у него выпросил. Дейнджерфилд заполучил грелку с целью лишить себя жизни, и грелка эта была забыта в камере на ночь. Он поместил ее под кроватью, дождался первого визита надсмотрщика, а потом заткнул своим плащом дымоход небольшого камина — единственное вентиляционное отверстие, через которое в камеру поступал воздух. Так он погиб от удушья. И только следующей зимой, растапливая камин, надзиратель обнаружил, что дымоход закупорен. Еще ранее у него зародились кое-какие догадки насчет грелки, но теперь все сомнения развеялись. Разумеется, он умолчал и о своих первоначальных подозрениях, и о позднейшем открытии.

Когда я слышу подчас о смышленых юношах, сбивающихся с пути истинного и безудержно предающихся соблазнам (добрые христиане молят Небо о том, чтобы их избежать), передо мной встает белоголовая фигура: я вижу высокий лоб и презрительную гримасу, из раскуренной возле плутонова огня трубки вьется дымок — и я вспоминаю тогда слова сына Сирахова: «И не есть мудрость знание худого, и нет разума, где совет грешников». [78]

Мистер Айронз конечно же покинул Чейплизод. Он взял в дорогу сотню гиней, полученных им от мистера Дейнджерфилда, а также, как говорили, солидную прибавку, сделанную щедрым доктором Уолсингемом; однако в спешке забыл прихватить с собой миссис Айронз: она осталась одна и по-прежнему продолжала сдавать комнаты внаем; о муже с той поры она больше ничего толком не слышала и под конец, пожалуй, не столько желала вновь увидеть супруга, сколько страшилась этого.

Спустя несколько лет в «Фениксе» доктор Тул пересказывал на свой лад дошедший до него слух, который, впрочем, вполне мог оказаться чистейшей воды небылицей:

— Новости о Зикиеле Айронзе, клянусь Юпитером! Пророк обнаружился, сэр, вдвоем с приятелем, в окрестностях Хаунслоу ^{220}: оба были в масках, за поясом — пара пистолетов, в карманах — пригоршня пуль и рожок для пороха. Поначалу Зикиел представился констеблю, а потом засвидетельствовал почтение мировому судье, который дал ему и его компаньону рекомендательные письма к лорду, главному судье, который, ей-богу, проникся к ним таким расположением, что, снарядив процессию, отправил их в своей лучшей карете, запряженной одной лошадью, в сопровождении почетного караула, священника и, разумеется, верховного шерифа, через Сити. Там, по повелению короля, их наградили цепью рыцарского ордена Пенькового Галстука; во избежание лишнего неудобства им не требовалось спускаться с повозки, а когда повозка отъехала, они остались в удобной, непринужденной позе, с руками, закинутыми за спины, явно в приподнятом настроении и выказали свою безудержную веселость тем, что проплясали на пару рил с редким проворством и ловкостью, пока совершенно не выдохлись, после чего дали себе остыть, пребывая полчаса недвижными, и уже под конец отправились засвидетельствовать почтение президенту Коллегии хирургов…

Тул продолжал в том же духе, но, на мой взгляд, Айронзу вряд ли достало бы храбрости, чтобы сделаться разбойником с большой дороги, и потому вся эта история представляется мне чистым вымыслом.

Теперь, я думаю, все мы хорошо узнали тетю Ребекку. Оглядываясь на ее жесткое обращение с Паддоком, обрисованное в предыдущих главах нашего рассказа, мы, я полагаю, можем теперь вполне уяснить истинную причину ее суровости.

Тетушка была чудаковата, придирчива, порой просто невыносима, но скупость была ей неведома, и она без колебаний распорядилась имуществом почти всецело в пользу Паддока, оставив за собой только право на пожизненное владение.

— Однако в брачном контракте, — заметил поверенный (так в те дни называли себя юристы), — обыкновенно… — Тут он понизил голос, и дальнейших слов мне было попросту не разобрать.

— Ах, это… — проговорила тетушка. — Что ж, можете, если угодно, обратиться к лейтенанту Паддоку. Я оставляю за собой только право владеть имуществом пожизненно; лейтенант Паддок может распорядиться прочим по собственному усмотрению.

И по щекам тети Ребекки разлился при этих словах легкий румянец. Скорее всего, она вряд ли усматривала в предложении поверенного какой-либо практический смысл: услышь она от ангела то же самое, что было сказано когда-то о Саре ^{221}, она не рассмеялась бы, а только, наверное, покачала бы головой. Тетя Ребекка была старше супруга на двадцать лет с лишним; и мне неизвестно, кто кого пережил, — в этой жизни сильнейший побеждает не всегда.

Бракосочетание тетушки и лейтенанта прошло почти незаметно — все только и говорили о предстоящем блистательном соединении мисс Гертруды и лорда Дьюнорана.

Глава XCIX РАССКАЗ ОКОНЧЕН