— Я обязательно вернусь к своему народу. Но не сейчас. Уригал по-прежнему направляет мои шаги. Я ощущаю его присутствие. Пока тайны остаются тайнами, они сохраняют силу. Это не мои слова. Так говорил Байрот Гилд. Тогда я отмахивался от его болтовни, но теперь многое изменилось. Я сам стал другим. В моей душе пустило корни недоверие. Когда я мысленно вижу каменный лик Уригала, когда чувствую его волю и то, как она воюет с моей собственной, я понимаю, насколько слаб. Власть Уригала надо мной сокрыта в тайнах, которые бог не желает мне раскрывать. Я прекратил войну у себя в душе. Уригал ведет меня, а я следую за ним, ибо он ведет меня к истине.
Прищурив глаза, Ном глядел на теблора.
— А вдруг тебя разочарует эта истина?
— И такое может быть, Торвальд Ном.
Даруджиец встал и отряхнул песок со своей ветхой, рваной одежды.
— Знаешь, что сказал мне Хранитель? Он считает, что находиться рядом с тобой небезопасно. Ему показалось, будто ты волочишь за собой тысячи невидимых цепей и все, что на их противоположных концах, пропитано ядом.
Карса похолодел и изменился в лице. Это не укрылось от глаз Торвальда.
— Погоди злиться! — замахал он руками. — Мало ли кому что почудится? Ба’йенрок — не твой и не мой бог, и мы не обязаны внимать каждому его слову. Я и сам знаю, что рядом с тобой нужно держать ухо востро. Ты обладаешь удивительной способностью притягивать к себе врагов. В этом я убеждался не раз. Но все равно не советую тебе пытаться расправиться с Хранителем. Правда есть правда: он сильнее тебя. Ты еще не до конца вошел в свою прежнюю силу. Да и поломанные ребра тоже со счетов не сбросишь.
— Довольно слов, Торвальд Ном. Я не собираюсь устраивать новый поединок с Хранителем. Но меня тревожит то, что он тебе рассказал. Я уже видел эти цепи. В своих снах. Теперь ты понимаешь, почему мне нужно докопаться до истины?
— Понимаю, — со вздохом ответил даруджиец. — И все равно я предлагаю тебе отправиться в Эрлитан. Нам нужна одежда и…
— Хранитель сказал тебе правду, Торвальд Ном. Рядом со мной и впрямь находиться опасно. И чем дальше, тем опаснее. Хорошо, я отправлюсь вместе с тобой в Эрлитан. Там мы найдем корабль, и ты поплывешь домой. В Эрлитане наши пути разойдутся. Но я сохраню память о тебе, ибо ты стал мне настоящим другом.
Даруджиец заулыбался.
— Значит, решено: идем в Эрлитан. А пока нужно вернуться в башню и поблагодарить Хранителя за гостеприимство.
Когда они вышли на тропу, ведущую к башне, низинник вдруг остановился.
— Знай, Карса Орлонг: я тоже сохраню память о нашей с тобой дружбе. И постараюсь молчать о ней, поскольку земляки мне все равно не поверят.
— Почему? — удивился Карса.
— У меня никогда не получалось с кем-нибудь подружиться. Были просто знакомые. Были те, кто набивались ко мне в приятели, но о таких я не говорю. Думаю, мой незакрывающийся рот…
— Отпугивал возможных друзей, — докончил за него Карса. — Мне это понятно.
— Мне тоже. Вот и ты торопишься запихнуть меня на первый корабль. И все по той же причине.
— И по этой тоже, — не стал спорить великан.
— Наверное, ты прав. Какая тебе польза в моих словах?
Тропа сделала поворот, открыв им кособокое строение Хранителя.
— Вообще-то, польза от твоих слов, низинник, была. Ты даже и не подозревал какая.
— Только не надо шутить, Карса, — с грустью произнес Торвальд Ном.
— Я не шучу. На корабле, когда я висел в цепях возле мачты, только твои слова и удерживали меня в этом мире. Без тебя и твоей бесконечной болтовни я бы рехнулся. Играть в безумие опасно; сам не заметишь, как по-настоящему лишишься рассудка. Я был прирожденным теблорским воителем. Полководцем, по-вашему. Другие воины нуждались во мне, но сам я не нуждался ни в ком. Я вел, за мною шли. Но эти люди не были мне союзниками. Я считал, что они сами виноваты, раз не родились воителями. Теперь же понимаю: я просто-напросто не позволял им стать моими союзниками. Я лишь недавно понял, насколько велика разница между подчиненным и соратником. Когда-то я равнодушно относился к гибели других, не испытывая горечи потерь. Я считал: каждый воин знает, что может погибнуть, так зачем же сокрушаться… Сейчас я думаю по-другому. Я потерял Байрота Гилда и Делюма Торда, поскольку больше беспокоился о своей славе, чем об их участи. Без всяких причин я разорил селение ратидов и убил воинов, которые тоже могли бы стать моими союзниками. Стоит мне подумать о родине, и я ощущаю незажившие раны. Их еще предстоит исцелять и исцелять… Скажу тебе больше. Раньше я радовался только за себя. Своим победам, собственным трофеям. Но когда я услышал, как тебя потянуло домой, к своим, я впервые порадовался за другого человека.
Хранитель поджидал их, сидя возле двери на колченогой скамейке. На земле рядом с ним лежал большой заплечный мешок, к которому хозяин башни прислонил пару закупоренных сосудов, сделанных из тыкв. На их стенках блестели капельки влаги. В здоровой руке Ба’йенрок держал туго набитый мешочек, который он бросил подошедшему Ному.
Даруджиец ловко поймал мешочек. Внутри что-то зазвенело.
— Это… деньги?