Дом Цепей

— Мэлинтеас, — вздохнул он. — Странное местечко. Все три народа — натианцы, генабарийцы и коривийцы — утверждают, что эти земли издревле принадлежали только им. Они бы и сейчас резали друг другу глотки, если бы малазанцы не установили здесь свое правление, разместив в городе три роты Ашокского полка. Глянь-ка на ту наполовину развороченную крепость. Так и стоит со времен войны между натианцами и коривийцами. Помнится, натианцы тогда весь залив запрудили своими кораблями. Лупили по крепости каменными ядрами. Ну и коривийцы, ясное дело, в долгу не оставались. И тут вдруг, в самый разгар их взаимной резни, появились малазанцы. Дуджек Однорукий, три легиона Второй армии, сжигатели мостов и парочка высших имперских магов. Это все, чем располагал тогда Дуджек. Но к концу дня натианский флот осел на илистом дне залива, генабарийские правители, пытавшиеся схорониться за стенами своей кроваво-красной крепости, были перебиты, а коривийцы сдались.

Корабль пришвартовался к широкому каменному причалу. Матросы готовились спрыгнуть туда и закрепить судно канатами. Торвальд смотрел на них и улыбался.

— Думаешь, теперь здесь все тихо и спокойно, пусть даже хрупкий мир держится на мечах и копьях малазанцев? Так-то оно так, но только малазанский наместник вот-вот лишится двух своих рот. Разумеется, ему посулили пополнение. Однако когда он еще дождется обещанных солдат? Сколько их пришлют и откуда? Видишь, теблор, какое количество трудностей появляется, если племя становится слишком многочисленным? Чем больше людей, тем сложнее ими управлять. Это все равно как попасть в туман, где приходится двигаться на ощупь.

Рядом с Карсой кто-то зашелся кашляющим смехом. Потом он увидел лысого кривоногого мужчину, командовавшего матросами. Тот глядел на своих подчиненных и язвительно улыбался.

— Забавно слушать, как главарь разбойников рассуждает о государственных делах, — сказал он на натианском наречии. — И где же, интересно, ты поднабрался такой мудрости? Наверное, не смог совладать с дюжиной своих головорезов? Одного только не пойму: зачем ты распинаешься перед этим болваном? Он же ни одного твоего слова не понимает. Хотя тебе, поди, слушатели нужны? Уж лучше разговаривать с таким, чем с мачтой, да? Все вроде живая душа. Мели что хочешь: не перебьет и спорить не будет.

— Каждый по-своему коротает время, — пожал плечами Торвальд Ном. — Особенно когда не сам им распоряжается. А позвольте узнать, господин первый помощник, долго ли мы простоим в Мэлинтеасе?

— Тебе-то не все равно? — огрызнулся натианец. — Узникам увольнение на берег не положено.

— Да я просто так спросил, любопытно стало.

— Хорошо, скажу. Пару дней — это точно. Здесь мы возьмем на борт шесть взводов малазанских солдат и поплывем в Генабарис. Там вы все покинете наш корабль, и я наконец-то забуду о вашем существовании.

— Чувствую, вас что-то тревожит. Или в Мэлинтеасе не так спокойно, как кажется?

Первый помощник капитана смерил даруджийца долгим взглядом.

— Больно масляный у тебя голос, разбойник. Такие обычно у когтей бывают. Впрочем, мне все равно. Можешь настрочить в своем доносе: в Мэлинтеасе хватает солдат Багровой гвардии, и они всячески подстрекают коривийцев к мятежу. Дошло уже до того, что вечером малазанские караульные ходят не иначе как по два взвода. А теперь мы вдобавок еще и лишаемся двух третей наших сил. Словом, положение в Мэлинтеасе очень шаткое.

— Неужели императрица не знает? — удивился Ном.

— А это ты у нее спроси.

Заметив отлынивающих от дела матросов, натианец двинулся к ним, на ходу осыпая лентяев ругательствами.

Торвальд Ном снова запустил руки в бороду.

— Багровая гвардия?.. Это будет посерьезнее грызни натианцев с коривийцами. Ох, не завидую я наместнику.

Карса все чаще впадал в беспамятство. Поначалу он боялся этих «прыжков в пустоту», а потом перестал. Они по крайней мере приносили избавление от боли.

Днище повозки качалось и подпрыгивало. Карса подумал, что его сбросили за борт. Он открыл глаза и увидел, что висит в воздухе. Тело несколько сместилось, и натянувшиеся цепи врезались в самые чувствительные места. Днище было привязано к двум толстенным канатам. Извиваясь, они ползли вверх. Матросы на берегу становились все меньше, а небо, в котором парили чайки, — все ближе. Засмотревшись на птиц, юноша и не заметил, как окончилось его воздушное путешествие.

Его втащили на среднюю палубу огромного корабля, полную малазанских низинников. Уши теблора наполнились гулом десятков голосов. Повсюду громоздились ящики и тюки, которые по желобам опускали внутрь судна.

Канаты натянулись. Днище вместе с Карсой встало возле главной мачты. Она была раза в два толще, чем на прежнем корабле. Отцепив канаты, матросы проворно привязали теблора к мачте и отошли подальше.

Великан улыбался.

— Вас напугала его жуткая улыбка? — услышал он голос Торвальда Нома. — Поверьте мне, этот человек безобиднее мухи. Можете не волноваться, если, конечно, вы не напичканы различными морскими суевериями.