Дом тихой смерти [Кристин Т. В. Дом тихой смерти; Рой Я. Черный конь убивает по ночам; Эдигей Е. Отель «Минерва-палас»]

Приятная обстановка, уютная комната, оживленные разговоры. Бакс принимал в них самое активное участие, но про себя не переставал удивляться тому, что видит и слышит. Ведь собравшиеся на этот дружеский вечер прекрасно отдают себе отчет в том, что среди них находится убийца, события прошлой ночи подтвердили это со всей очевидностью. Они не могут не знать этого и в то же время мирятся с таким положением, делают вид, что ничего особенного не произошло. Почему? Почему никто из них не протестует, не возмущается, наконец, просто не пытается уединиться, не принимать участия в сборище? Нет, надев маски довольных жизнью отпускников, они ждут чего-то, это явственно ощущается. Чего? Что придет милиция и арестует преступника? Или что будет совершено новое преступление? А если так, знают ли они, кто станет очередной жертвой? Глупости, не могут они этого знать, разве что один из них знает… Или вот Мария Решель. Сейчас она, быть может, да нет, какое «быть может», наверняка! — подала кофе тому, кто несколько часов назад пытался ее задушить. Черт знает что такое! Двадцатый век, центр Европы, культурные люди, спокойная Польша, и вдруг такое! Потребуется несколько дней на то, чтобы узнать этих людей, понять, на что каждый из них способен. Удастся ли ему сделать это? Главное, чтобы они как можно дольше не знали, с кем имеют дело. Большая разница — общается ли человек с таким же отдыхающим, как он сам, или с детективом, следователем, милиционером. Надо поскорее взяться за изучение шведского языка.

Разговор тем временем шел на немецком. Арт отметил, что шведы и норвежец владели немецким отлично, что у них просто великолепное произношение, и это его даже удивляло как специалиста. Ведь его ухо улавливало малейший акцент. Боровский знал немецкий неплохо, хотя его речь и изобиловала местными диалектизмами, журналист говорил свободно, очень правильно и без всякого акцента, художник, как все силезцы, мешал немецкие слова с польскими, его жена пыталась изъясниться на каком-то фантастическом наречии, которое она считала немецким языком, доктор почти не умел говорить, хотя кое-что понимал, студентка знала немецкий очень слабо. Сам Бакс владел языком Гете не хуже иностранцев и Милевского, но не хотел, чтобы присутствующие это поняли, и потому, участвуя в общем разговоре, умышленно коверкал свой немецкий.

После нескольких бокалов отличного вина температура вечера, открывающего новый сезон, несколько прохладная вначале, значительно поднялась. Художник с Боровским затеяли жаркую дискуссию. Оказалось, их давно объединяет общий интерес к портретам: у художника — в живописи, у владельца пансионата — в фотографии. Жена художника намертво присосалась к молодому врачу, пытаясь получить бесплатно какой-то очень важный для нее совет, в ее жаркой речи то и дело слышалось «а как вы считаете, пан доктор», «значит, вы полагаете, пан доктор». Доктор еще больше надулся от сознания важности собственной персоны и изредка менторским тоном давал такие советы, снисходя к просьбам пани Ковалик. Наверняка ему казалось, что делал это он с должной солидностью, хотя на самом деле (для наблюдателя со стороны) все, что он говорил, звучало забавно, так как доктор совершенно не выговаривал буквы «р».

— Вам это категохически пхотивопоказано, дохогая пани, — разглагольствовал он. — И я утвехждаю это отнюдь не хуководствуясь мнением автохитетов, а исходя исключительно из собственных наблюдений пхиходы.

Заморских гостей интересовали вопросы польской экономики, торговли, культуры Они с уважением отзывались о достижениях польской промышленности, с удивлением отмечали высокий уровень жизни поляков, с умилением вспоминали примеры гостеприимства. Находили, правда, и недостатки у нас, например, со многими оговорками и в очень вежливых выражениях пожаловались на очень невежливое обслуживание в магазинах и на невозможность приобрести интересные, со вкусом сделанные сувениры по причине полного их отсутствия.

Милевский не отходил от Божены, занимался только ею. Его свободная манера общения с девушкой всячески подчеркивала их особые отношения, и Бакс с удивлением поймал себя на том, что начинает испытывать к журналисту антипатию.

— Нет, перевелись в наше время меценаты, — заявила супруга художника. (Занятый своими невеселыми мыслями, Бакс и не заметил, когда и как начался общий разговор на волнующую Коваликов тему.) — Художник, творческая натура, вынужден теперь большую часть драгоценного времени посвящать низменным проблемам, заботам о деньгах. Вот и приходится мастеру работать в спешке, учитывать сиюминутные веяния моды.

Ей возразил журналист, причем сделал это с присущим ему апломбом и знанием дела:

— Зато в наше время, как никогда до сих пор, государство поддерживает творческую интеллигенцию, предоставляя ей всевозможные стипендии из тысячи различных фондов, помогая в устройстве выставок, предоставляя путевки в дома творчества. Государство же зачастую само и приобретает их работы, хотя, скажем прямо, они не всегда сделаны на должном уровне.