Дом страха

Ей нравился его запах — сладкий и свежий, от которого по всему телу разливалось тепло. Действовал ли на нее так этот запах еще в прошлом году? Ханна в этом сомневалась. Не была даже уверена, что в прошлом году вообще его замечала.

Надо было все-таки позвонить Клинту. Он ей нравился, и тот факт, что они больше не работали вместе, делал отношения более осуществимыми. Он не звонил ей с пятницы. Злился после совместного допроса Юргена? Наверняка немножко. Ханна надеялась, что это ненадолго. Клинт не представлялся ей человеком, способным надолго затаить злобу.

— Приехали, — объявил Митчелл, подъезжая к тротуару.

Рабби Фридман жил в большом двухэтажном доме с обширным двором, в котором стояли белый садовый стол с четырьмя стульями вокруг него и пластиковый лежак для загара. Ханна попробовала представить рабби или его супругу на этом лежаке, но мозг тут же взбунтовался против этой невероятной картины. Скорее всего, этот лежак вообще никогда не использовался, решила она.

Это казалось странным — очутиться у дверей особняка Фридмана без прикрытия, ордера или плана. Хотя Ханна уже четыре раза бывала в этом доме, она впервые пришла сюда просто поговорить. И перед тем как нажать на кнопку замка, немного замешкалась.

Вскоре за дверью послышался голос.

— Да?

— Детективы Шор и Лонни, повидаться с рабби Фридманом, — отозвалась Ханна.

Секунда тишины, после чего тот же голос:

— Вы договаривались о встрече?

В этот момент Ханна обычно взмахивала ордером или грозила выломать дверь.

— Нет, — ответила она. — Но нам очень нужно поговорить с ним. Это крайне важно.

— Подождите, — буркнул голос.

Они стали ждать.

— Не лучшая была мысль, — заметил Митчелл. Ханна ничего не ответила.

Дверь наконец отворилась. На пороге стояла женщина в длинном платье, с косынкой на голове.

— Прошу, — сказала она. — Заходите. — Провела их по широкому коридору в плотно уставленную мебелью комнату и произнесла, показав на кремовый диван: — Рабби Фридман скоро придет. — После чего вышла.

Митчелл и Ханна уселись, обменявшись взглядами. Ожидали в молчании несколько минут, пока не вошел хозяин дома.

Рабби Фридман был объемистым мужчиной, хотя что-то в нем намекало, что объем этот достигается отнюдь не за счет одного только жира. В тени невероятно густых бровей притаились большие и холодные голубые глаза. Черная борода тоже была очень густой, и даже усевшись перед ними, он уже ее поглаживал. Это была его странная характерная черта — постоянно прикасаться к бороде, словно чтобы убедиться, что она по-прежнему на месте, и время от времени подергивать за нее в момент раздражения.

— Детектив Шор, — произнес он низким вибрирующим голосом. Потом бросил взгляд на Митчелла. — И некий неизвестный мне пишер[30]. В воскресенье. Разве в полиции не выходной?

— Здравствуйте, рабби, — сказала Ханна. — Мы надеемся, что вы можете помочь нам с нашим делом.

— Да ну? — Он широко открыл глаза. — Помочь вам? Это нечто.

Ханна прочистила горло.

— На Сайприс-стрит обнаружен убитый молодой человек. Человек, который нашел тело, встречался там со своим дилером.

Рабби погладил бороду.

— Жуткое дело. А какое это имеет отношение ко мне?

— Мы надеемся, что дилер видел убийцу, — вмешался Митчелл.

— Да ну? И что при этом ожидается от меня? Вы же детективы — таки пойдите к нему и сами спросите!

— Мы не знаем, кто этот дилер, — объяснила Ханна.

— Хм, — произнес рабби, еще сильней потягивая себя за бороду. — И вы пришли ко мне просить совета? Наверное, в надежде на то, что Ха-Шем[31] там наверху мне что-нибудь шепнет на ушко?

— Мы… Кто? — Митчелл недоуменно посмотрел на него.

— Потому что я не вижу иных причин, по которым у вас, нудниким[32], хватило наглости появиться у моей двери! С чего это вдруг мне что-то знать про нарко…

Тут дверь вдруг распахнулась, и в комнату засунула голову немощная старушка лет восьмидесяти. Все ее лицо покрывала густая сеть морщин и старческой крупки, а вот глаза у нее были молодые — голубые и пронзительные, почти как у рабби.

— Барух! — почти выкрикнула она. — Джемайма опять приготовила пасту. Пасту!

Рука рабби оторвалась от бороды, а лицо превратилась в маску ужаса.

— Мама, — произнес он. — Я сейчас занят, и…

— Я просила тебя поговорить с ней! У меня от этой пасты запоры. Я говорила ей, но твоя балабуста[33] меня не слушает!

— Да, мама, я поговорю с ней…

— И на вкус это чисто дрек![34] Я не могу такое есть. Если б она позволила мне готовить, я сварила бы куриный суп.

При упоминании куриного супа лицо рабби смертельно побледнело. Быстро встав, он сказал:

— Ни к чему. Тебе надо отдыхать. Я поговорю с Джемаймой. Она приготовит что-нибудь действительно вкусное, пасты больше не будет.

— Что-нибудь с черносливом! — квакнула его мамаша. — Чтобы чутка прослабило.

— Да, мама, конечно, мама!

Выдворив ее из комнаты, рабби быстро захлопнул дверь. Порылся в карманах, выудил платок и вытер обильно вспотевший лоб.